Юный Натуралист 1976-12, страница 52

прикосновения к пальцам моих ног, словно кто-то теребил их мягкой теплой рукой.

Спали мы в палатке на хвойных ветках, постелив сверху оленьи шкуры и накрывшись кто легким одеялом, кто простыней, головой — к задней торцовой стенке, ногами — вперед, к выходу. У выхода справа печка жестяная стояла, в плохую погоду мы ее всегда протапливали, труба от печки наклонно выходила наружу. Дверь в палатке была прорезана до верха, чтобы во весь рост, не сгибаясь, ходить можно было. На ночь, выгнав комаров, мы плотно закрывали палатку и входное полотнище большим камнем приваливали.

Я спал у стенки слева, справа — Грицко Кудлай, а посредине Вася. Ребята всегда спали крепко, хоть из пушки стреляй. Я тоже неплохо, но очень чутко: зашуршит что-либо за палаткой или ветка треснет, так сразу и проснусь.

На сей раз я не слышал никакого постороннего звука и, проснувшись, был удивлен: кто же мог войти в палатку и трогать меня за ноги, сдвинув простыню? «Можег, начальник партии пришел?» — подумал я и сквозь ресницы посмотрел вперед.

В ногах, войдя наполовину в палатку, стоял Снежок. Это он теребил меня за ноги своими толстыми и мягкими губами.

«Чего тебе?! — шепотом, чтобы не разбудить товарищей, сказал я коню. — Уходи, пошел, ну!»

Снежок заржал легонько, головой мотает вверх-вниз, вверх-вниз, но не уходит. Потом снова ловит губами мои пальцы, будто хочет стащить меня с постели. Я встал, давай.

его выгонять. Пятясь назад-назад, Снежок вышел, и я запахнул полог, но он опять просунул голопу и опять тихо, но настойчиво заржал.

«Ну, что ты хочешь? Иди-ка отсюда!»

А он что-то бормочет по-лошадиному да все голову назад поворачивает. Выглянул я наружу — у трубы Катька стоит, бок прислоняет, головой мотает и хвостом обмахивается, а Малыш и Ковбой на дымокурном месте топчутся, остывшую золу копытами гребут. Комарья на них, бедных, — аж шерсть шевелится! Да понапивались, кровью поналнлнсь, как не полопаются!

«О-о, так вот оно что!.. Дымокур, значит, потух».

Не стал я Грицка будить. Сам, как был в нижнем белье, вышел. Начал костер разжигать, мох накладывать. Снежок возле меня рядом ходит, кланяется и, шевеля ноздрями, смотрит на мои руки, благодарит: «Гм-го-го-го». Присел я на корточки, огонь раздуваю. Из-подо мха дым повалил.

Все лошади меня окружили, морды в дым воткнули, глаза блаженно зажмурили, облегченно боками вздыхают. Даже хвостами перестали махать.

А Снежок мою голову, виски и уши все лижет, лижет — в знак признательности...

— А как он лизал, Снежок-то? — все сидя у меня на коленях, спрашивает Люська.

Я высовываю язык и показываю, как лизал меня Снежок. От восторга Люська заливается звонким смехом. Бежит в комнату к маме, и оттуда доносится ее чисть>й безумолчный голосок.

П. Тайгин