Юный Натуралист 1977-03, страница 14

12

сардоб — небольших водоемов, построенных на такырах среди песков, — они дают сегодня пустыне такое количество воды, которое делает возможным получать в Туркмении одних только каракулевых шкурок по миллиону двести тысяч штук в год. В бытность Бернса подобное не могло людям даже и присниться.

— А хлопок, — поддержал Артыкова Мурад, тоже обращаясь ко мне. — Его у нас нынче ежегодно собирают по миллиону тонн, или по пять центнеров на каждого жителя Туркмении. И растет он в основном в «черных песках». Вот и судите после этого сами, насколько «ужасна» в настоящее время наша пустыня.

Из-за канала вдруг донесся тоскливый, щемящий душу звериный вой. Я насторожился, а у моих спутников этот вой поче-му-то вызвал смех.

— Шакал плачется. Похоже, грустит по. былой пустыне, — весело толкуя на свой лад песню зверя, сказал Артыков. — Ведь теперь бродяге, чтобы пересечь Каракумы по меридиану, надо непременно намочить хвост: поперек его пути везде лежит полоса канала — вода!..

И завязался долгий, как караванный путь, и живой, как бег Амударьи, разговор о замечательных переменах в пустыне, пришедших в нее вместе с водой. Перемен этих только за один минувший день нашего путешествия мы увидели очень много.

Погрузившись утром на моторку у поселка Басага, пониже головного сооружения канала, через которое в Каракум-реку вливается ежесекундно 360 кубометров бешеной амударьинской воды, мы поплыли вниз по течению и за тринадцать часов, с остановками, проделали более ста пятидесяти километров. Этот факт уже сам по себе был удивительной новью Каракумов: раньше, когда через пустыню ходили верблюжьи караваны, такое расстояние преодолевалось лишь за четыре-пять дней. Снаряжая караван в путь от той же, к примеру, Басаги до Мары, туркмен всегда с содроганием вспоминал поговорку об устрашающей безбрежности и губительном безводье пустыни: «Пролетит птица — отнимутся крылья, пройдет кулан — отвалятся копыта». Мы же после всего, что увидели за день нашего путешествия по «черным пескам», пришли к заключению, что для Юго-Восточных Каракумов эта поговорка весьма устарела. От поселка Басага до западных берегов Калифско-Узбойского водоема наш путь шел почти постоянно вдоль освоенных земель, где розовели частые поля цветущего хлопка, зеленели плантации винограда, росла трехметровая кукуруза, густым лесом высилось могучее сорго.

На месте городка Караметнияза, открыв

шегося нам на сотом километре Каракум-реки, прежде, сказывают, не было ничего, кроме одинокого древнего колодца, откуда черпал бурдюком солоноватую горькую воду старый чабан Байрам-ага, чтобы напоить небольшую отару квелых овец. А ныне здесь стоят сотни новеньких современных домов и зданий, утопающих в зелени и... воде, которую на улицах вдосталь пьют тополя, маклюра, туя и каштаны; в огородах — яблони, абрикосы, гранаты, персики, сливы, виноград; на бахчах — арбузы и дыни; в полях — кукуруза, клевер, подсолнухи... Бесчисленные арыки полны воды. А рядом ее еще больше — целое рукотворное море Ческак, над которым кружатся чайки и носятся бакланы. В нем полно рыбы. Тут и карп, и сазан, и жерех, и маринка, и сом, и белый амур, и толстолобик. А по берегам в камышах встречаются дикие кабаны и отдыхают весной и осенью тысячи перелетных птиц. По ночам сюда приходят утолить жажду быстроногие красавцы джейраны. Вода в море прозрачная, словно родниковая, и теплая, как парное молоко. Купайся и загорай, благо песчаных пляжей не искать: рядом барханы. Но главное достоинство моря в том, что оно пресное. Байрам-ага называет его воду «сладкой». Когда она пришла в эти места, овцы чабана враз ожили и поправились, а сам он будто помолодел. Он и сейчас бодр, хотя ему уже скоро восемьдесят. Говорит весело: «Вода родит весну, молодит древние города и возвращает юность старикам». И просит своих внуков Мереда и Сердара научить его, исконного сына песков — кумли, плавать. Шутя, конечно. Но внуки его серьезны: им обидно за деда, что у него не было в детстве такого прекрасного моря.

Много внимания уделяется в районах строительства канала и охране пустынной фауны. Вот тому лишь один пример, услышанный нами от скрепериста Атаханова, работающего на канале почти с самого начала его строительства.

С Атахановым мы познакомились на одной из наших остановок в пустыне. Выйдя на берег и заметив неподалеку крышу какого-то строения, торчащую из-за бархана, мы пошли к ней. Хотя жара стояла несносная и под ногами звонко трещали стебли засохшего елмика и дикого лука, пустыня не выглядела мертвенно-серой и тоскливой. Всюду зеленели черкез, борджак, верблюжья колючка и сазак: сказывалась близость канала. Строение оказалось старым кошем, стоящим на окраине небольшого такыра. Кош был окружен молодыми яблонями и сливами, а на такыре росли арбузы и дыни. Хозяин коша, а точнее племянник хозяина Атаханов, приехавший к дяде-чабану в гости, встретил нас радушно. Напоил зеленым чаем и угостил