Юный Натуралист 1977-06, страница 15

13

Еще мгновение назад разгневанный, обладавший властью тренера, Зураб Шалвович словно лишился этой власти, лишился дара пламенной речи после столь дерзких слов.

Цезарь удобнее устроил акваланг, проверил лямки, стал напяливать маску и соскакивать вниз по скалистому уклону. И лишь услышал напоследок сказанное в сердцах Зурабом Шалвовичем:

— Тьфу, Кощей Бессмертный!

Хотя бы одну, хотя бы махонькую настоящую жемчужинку отыскать ему для Стаей! Потому он и подался поближе к скалам, стал соскабливать одну за другой раковины.

Когда 'Цезарь, пошатываясь, вышел из моря и взобрался по скалистым ступенькам наверх, ребята уже собирались уходить, покорные настоянию тренера.

— Я останусь, — сказал он и с кислым видом посмотрел туда, где сидела Стася. Ну что ж, он опять промолчит о жемчужине, которую никак не найти, а станет рассказывать о плевом этом деле — о заплывах с аквалангом, о подводном спорте.

— Ты сейчас же пойдешь домой, Цезарь, — нерешительно потребовал Зураб Шалвович.

—.А! — с раздражением махнул рукою он. — Оставьте, Зураб Шалвович.

И стал перескакивать по камням, направляясь к Стасе, которая глядела на него из-под ладони, улыбалась, жмурилась.

— Цезик! — ударил в спину знакомый басок Олега. — Ты ко мне обязательно зайди. Ты понимаешь меня?

И Цезарь, обернувшись, увидел в глазах лучшего друга сокровенное обещание помощи и благодарно кивнул головой.

А как только уселся рядом со Стасей на горячей плите камня, на припеке, как только взглянул в ее улыбчивое лицо, как только увидел ее твердые в улыбке губы, так и подумал с унынием, что не может он преподнести ей обещанного крохотного дара и что скоро она уезжает куда-то под Минск.

— А ты такой худой, ты больше не плавай, Цэзар, — сердечно попросила она и коснулась нежной ладонью его пылающего тела, его выпирающих, лишь коричневой кожицей обтянутых косточек. — Нужна мне тая жемчужина... Я же знаю, что их тут нема.

Он тут же вспомнил о просьбе Олега, тут же увидел наяву его глаза, обещавшие помощь, и вскочил, взвалил было на плечи акваланг, да вновь опустил на камень:

— Ты посиди, Стася, ладно? А мне по делам. Меня Алик ждет. Но я вернусь!

— Я буду тут весь день, — беспечно ото" звалась она. — Еды у меня вон сколько. — И она кивнула с улыбкой на поклажу, прикрытую невесомым, как крылья мотылька, платьем.

По горбатым, извивающимся улицам, мощенным старинными и уже неровными плитами, мимо каменных домиков, мимо опустевших к этому часу тенистых дворов понесся он, худой, голодный, счастливый, все еще словно бы чувствующий на своем теле ожог от ласкового прикосновения Стасиной руки.

Наверное, он и не остановился бы передохнуть, если бы случайно не наткнулся на Зураба Шалвовича, который хмуро и с сожалением скользнул по нему взглядом.

Тут уж никуда не увильнуть, и Цезарь прекратил свой бег, пошел рядышком с тренером, помалкивая и лишь глотая воздух открытым ртом. Было крайней глупостью идти вот так рядом и помалкивать. Цезарь уже страдал оттого, что произошла у них размолвка, а ведь ничего подобного не случалось прежде, ведь очень любил он тренера, фанатично преданного морю, подводному плаванию, спорту. 'Как они с Зурабом Шалвовичем пошли однажды плавать наперегонки, без аквалангов, как они стремительно рассекали воду!

— Зураб Шалвович, — тихо произнес он, тронутый явившимся воспоминанием, — вы пощупайте.— И он, выбросив руку углом, поиграл коричневым мускулом.

Зураб Шалвович потрогал его мускулы крепкими пальцами, потом и сам сложил руку углом с поднятым к голубому небу кулаком, позволил и Цезарю опробовать стальную мощь тренированных мышц и уступчиво сказал:

— Делай, как знаешь. А только — кровь с носа — не опозорься на соревнованиях. Понимаешь?

— Не опозорюсь! — выдохнул он и побежал по улочке, оборачиваясь на бегу, помахивая тренеру ладошкой, пока тот не скрылся в одном из уличных притоков.

А как только вбежал во двор того дома, в котором жил Олег, так сразу сунул голову под струю водопроводного крана, сея брызги в цементированную лохань, чем-то напоминающую колодезный сруб, и крича при этом:

— Олег! Я тут! Я пришел!

— Иду! — откуда-то сверху, с мансарды, донесся ответный возглас.

Разговаривать во дворе они не стали, потому что тайное надо держать в строжайшей тайне, и, когда побрели по уличным плитам, когда Цезарь на ходу стал утираться маечкой и тут же надевать ее, влажную, измятую, на иссохшее свое тело, Олег ворчливо сказал ему на ухо:

— Будет у Стаей жемчужина. Будет! Дядю Жорика знаешь? У него и купим. О деньгах не беспокойся.

• При этих словах Олег даже протянул ему руку для заслуженного рукопожатия, Цезарь машинально пожал руку, не совсем