Юный Натуралист 1977-07, страница 20

■шяя

ки — у основания темно-серые с голубизной, а кончики будущих маховых перьев серебристые. Светло-желтые бусинки-глаза и, что мне показалось особенно забавным, по две большие ноздри у основания крепких клювиков (у взрослых рябчиков я их не замечал).

Пока я рассматривал своих новых знакомых, рябуш-ка-мать, тревожно цуркая, бегала вокруг меня, стараясь отвлечь от детенышей.

— Глупенькая, — сказал я ей, — и чего ты волнуешься? Ничего я не сделаю твоим детям. Я даже в руки их не возьму. Мне еще дед мой говорил, что дикарей трогать нельзя. Я только посмотрю на них и оставлю тебе целыми.

Я собрался уже уходить, как сзади меня что-то плюхнулось в траву. Я оглянулся. Из травы тяжело поднялся ястреб-тетеревятник. В когтях разбойника был крохотный рябчонок. Рябушка не спряталась от хищника, а только немного отлетела в сторону. Ястреб уселся на сук ближайшей лиственницы и стал терзать свою жертву. Я отпугнул его. Он улетел, но недалеко.

Чтобы не мучить мать, я ушел. Не знаю, как там мои знакомые, удалось ли рябушке спасти своих детей от наглого разбойника?

И. Панкин

Сеноставки

Хозяйственный зверек алтайская пищуха-сеноставка. Размером она немногим больше бурундука. С середины лета пищуха занята заготовкой сена на зиму. Но характер у нее совершенно иной, чем у бурундука. Вечно чем-то испуганная, она с истерическим свистом кидается в щель между камней. Но тут же выскакивает и замирает над соседним камнем с вытаращенными глазками: «Что же это меня напугало?» Шевельнешься — и снова истерика, и снова любопытно-перепуганные глаза.

За сеноставками очень интересно наблюдать. Особенно там, где их много. В таких местах они начисто выгрызают целые полянки, словно косой траву вьжашивают.

Сижу, прислонившись к стволу упавшего кедра. Он толст и оброс мхом. Спине мягко, и мне сидеть удобно. Наблюдаю.

Сеноставки напуганы моим появлением, носятся, верно, по своим норкам, вскрикивают, поглядывают на меня из глубины своих укрытий. Я замечаю, что иногда в черных дырах между камнями мелькают их глазки.

Наконец одна высовывает голову из норки и замирает. У нее такой вид, словно она всем своим рыженьким тельцем трясется от страха. Но любопытство сильнее, и граница норки и открытого пространства — это граница стра-ка и любопытства. И по тому, как далеко пищуха высовывается из норки, можно судить, насколько любопытство пересилило страх.

Но вот наконец наступает момент, когда сеноставка опрометью кидается по наторенной дорожке к соседней норке, ныряет в нее, не останавливаясь, и тут же высовывается. Уже наполовину! Вид у нее словно у новичка-туриста, который впервые перешел бурную речку по тонкому бревну — и вроде нельзя было этого совершить, но дело уже сделано, и все позади, и никак не понять, надо ли еще бояться ужасного или уже можно собой гордиться.

Потом она вылезает из норы и, раздувшись от важности, посматривает по сторонам. Такое впечатление, слов-