Юный Натуралист 1977-10, страница 20

18

кричал он вслед улетающей стае. Торже-ственно-почетный эскорт. Скорбные проводы.

Ю. Балашов

Осыпали золото перелески

Еще давно ли, кажется, над деревней летали ласточки. Они садились на провода и тихо о чем-то переговаривались. Может, обсуждали свой маршрут, по которому полетят в теплые страны? А может, прощались с родиной?

Еще совсем недавно в поле кормились журавли. Когда их кто-нибудь спугивал, они подолгу кричали в небе, как бы негодуя на то, что не дают им спокойно побыть на родине в эти последние дни перед отлетом на чужбину.

Несколько дней назад по утрам бормотали косачи. А иногда и днем начинали они свои песни.

Давно ли, кажется, на лесном угоре отливали золотом березы, а на краю перелеска полыхали красным пламенем рябины.

Несколько дней назад над деревней пролетела стая скворцов. Они даже не задержались, видать, чувствовали приближение холодов и спешили на юг.

И вот на землю опустились заморозки, и побурели ольха, таволга, посерел речной хвощ. И посыпались, посыпались листья, накрывая землю ковром... Через не

делю лес стало не узнать: он уменьшился и стал просвечиваться насквозь. И зашумел совсем по-иному, сдержанно, таинственно...

Н. Марихин

Поединон

Осенью, когда деревья одеваются в золото листвы и краснеют тяжелые гроздья рябины, с вечерних теплых зорь и до первых проблесков холодного рассвета в лесную тишь врываются то низкие трубные, то высокие звуки. Это ревут олени.

В привычном шелесте листвы и хрусте веток пытаюсь уловить дрожащий рев быков. Останавливаюсь и замираю. Через несколько секунд рев повторяется. Я быстро сворачиваю с тропы и иду туда, где только что ревел олень. Передо мной — топкое болотце в редких сосенках. Сделав несколько шагов, возвращаюсь назад, по щиколотюи увязая в грязи. Иду в обход, выбирая сухие места. Рев учащается, он слышен то справа, то слева, то спереди. В ста шагах показалась просека, заросшая частым осинником. Выхожу на нее. Напрягая слух, иду осторожно, тихо, но сухие ветви предательски трещат под ногами. А олень где-то тут, близко. Медленно, шаг за шагом, я выхожу на небольшую полянку. На ней появляется и на секунду замирает смутный силуэт зверя. Вот, высоко подняв голову, он издает протяжный рев, прозвучавший жалобным стоном над поляной. Поодаль, у края полянки, стояла самка. Вдруг бык насторожился и замер.

«Неужели почуял меня?» — подумал я и затаил дыхание. А зверь стоял и не шелохнулся, словно бронзовая статуя, покрытая патиной. Он стояп и смотрел в мою сторону, откуда доносился уже хорошо различимый и моим слухом треск и шорох ветвей. Кто-то, ломая сушняк, смело шел напролом. И вот, колеблясь неясной тенью в полутьме, на поляну вышел рогач. Из ноздрей валил пар, а разгоряченное тело было мокрым и в пятнах налипшей грязи. Соперник! Я спрятался под нависшими лапами мохнатой ели. Пришелец остановился и, потянув носом воздух, заревел. Хозяин ответил тем же, и в его суровом реве чувствовались нотки решительности. Это не отрезвило пришельца. Напротив, опустив голову, он стал бить рогами по земле, вздымая, словно плугом, и разбрасывая по сторонам куски дерна, корни и ветви. В могучем прыжке олень подскочил к огромному дереву и в неистовой ярости подцепил рогами кору. Плетьями повисла содранная кора над головой зверя. Прыжок в сторону — и опять комья влажной земли