Юный Натуралист 1978-11, страница 5051 белоснежный лебедь Наступила поздняя осень. Прошло несколько дней, как караваны птиц, словно нанизанные на невидимых нитях ожерелья, стройно потянулись к югу. Когда я смотрю на эти караваны, медленно плывущие по поднебесью, мне кажется, что это воздушные мосты на безмерно удаленные континенты и объединяющие разные полюса. По этому мосту приходят первый запах весеннего дождя, разноцветья нежных цветов, раскрывающих свои бутоны, и теплота далеких южных стран. И только почувствовав холодное дыхание зимы, птицы на своих крыльях уносят с собой все эти радости до следующей весны. Уже совсем рядом слышится уверенная поступь холодов. Уже подернулись хрустальным ледком края маленькой речушки. Уже твердая наледь появилась на вершине горы Цагаан-Хайрхан. — Но и в зиме можно найти лето, — сказал как-то уверенно охотник Билэгт. — А как это можно? — спросил я. Потом мы, четверо мальчишек, долго думали над словами охотника. — Разве можно остановить время, а увядшие цветы воскресить? — говорил один из нас. — А может быть, зима только здесь, а лето там, где мы были летом? — вторил Другой. Поспорив между собой и не найдя общего ответа, мы отправились к старому Би-лэгту. Когда мы вошли в кибитку охотника, старый Билэгт сидел на кошме и ремонтировал ржавый капкан для сурков. — Дедушка, как найти зимою лето? — в один голос спросили мы. Охотник, откинув закрывавшую почти весь лоб мохнатую лисью шапку с шелковым верхом, внимательно осмотрел каждого из нас. Затем, твердым жестом костлявого подбородка кивнув в сторону горы Цагаан-Хайрхан, скупо обронил: — У подошвы этой горы... У начала речки Давхар-Усан. Мы с недоумением переглянулись, затем один из нас спросил: — Неужели у подножия Цагаан-Хайрха-на сейчас лето?.. Зеленая трава, разные цветы... и, может быть, даже дети играют в «цагаан-модон»? (Монгольская национальная игра, в которую дети играют только летом.) Старый Билэгт, продолжая чинить свой капкан, проворчал: — Лучше один раз увидеть, чем тысячу раз услышать, если не верите, сходите и удостоверьтесь. — Затем он поднял голову и, глядя на нас, усмехаясь, с деланной серьезностью обронил: — Чертенята, делать вам нечего! Итак, на следующий день мы уже с Би-лэгтом направились в горы Цагаан-Хайрхан, где в скрадке охотника крепко уснули. Ранним утром Билэгт проводил нас к речке Давхар-Усан, а сам с ружьем пошел в чащу леса. Через несколько часов мы подошли к подножию Цагаан-Хайрхана, речке Давхар-Усан. Мы с нетерпением ожидали увидеть здесь теплое лето. Но увы! Давхар-Усан была еще покрыта льдом. Холодный, пронзительный ветер кусал щеки и уши. Никаких цветов и зеленой травы не было и в помине. Прячась от пронизывающего ветра, мы направились к скалам, которые вырисовывались впереди стеной и откуда брала начало Давхар-Усан. Подойдя ближе к этому месту, мы очутились в затишье, окруженном, как стена кибитки, скалами. Посередине затишья находилось маленькое озерцо. Оно было сплошь затянуто льдом, и только небольшой незамерзший участок в центре светился, как верблюжий глазок. — Смотри, суотрп! — закричал один из нас, указывая вдаль, на верблюжий глазок. Белое нежлое облачкю плавало в черной полынье. Подбежав поближе, мы увидели поразившую нас картину. В обрамлении голубовато-хрустальных льдинок темным пятном светился верблюжий глазок. По черной глади этой полыньи, как в сказке, плавал ослепительно белый лебедь. — Отчеге же он здесь один? — спросил я. — Может, у н£го раненые крылья и поэтому он отстал от стаи? — А по-моему, он ждал, когда у его детей вырастут крылья! — утверждал мой сверстник. — Нет, а где же тогда его дети? По-ви-дамому, он сирота, — возразил я. — Тогда давайте его возьмем к себе и будем кормить, — предложил товарищ. Мы завернули лебедя в дэли (монгольская верхняя одежда) и попеременно несли его до поселка. Мы принесли лебедя в кухню нашего интерната, налили в металлическое корыто воды и пустили в него птицу. |