Юный Натуралист 1980-05, страница 29
27 язни и не было, потому что никогда не интересовали Андрея собаки, всякие радужные рыбки в аквариумах, не прельщала его никогда, как других, ловля рыбы или, скажем, охота. Совсем другое всегда у него было на уме, совсем другое захватывало его! И едва он понял, что в эти недолгие мгновения раздумий и колебаний все равно не удастся привязаться к четвероногому другу, то и сказал такие слова, которые, наверное, надо произносить с закрытыми от стыда глазами. — Давай к тебе! — Давай ко мне! — раздосадованно подхватил Сергей. Дорога дальняя, думал Андрей, по пути собака может покинуть нас, особенно если не едешь троллейбусом каких-нибудь две остановки, а идешь кратчайшим, а это значит запутанным путем: пробираясь, как по лабиринту, меж домов. Но собака и не пыталась дать стрекача, покорно следовала за ними, вскидывала морду и взглядывала на них, потом охотно вошла и в каморку поплывшего кверху лифта. Как и ожидал Андрей, они были встречены ласковыми возгласами и ласковыми взглядами, а теплые, ласковые руки помогали им раздеться, теплые ласковые руки трепали собачонку, теплые, ласковые руки тут же и тарелку с едой подали собачонке. А потом, уже лишь одному Сергею, что-то ласково и сочувственно нашептывали. Потом с тою же прежней лаской обоим помогли одеться, с прежней лаской и попрощались, пожелали удачи, открыли дверцу лифта и с улыбкой проводили — от всего этого у Андрея осталось такое необыкновенное, доброе впечатление! А только вновь они трое — друг Андрей, друг Сергей да безымянный друг — спускались в лифте, ничем не обнадеженные, не нашедшие дома, прибежища, угла для безымянного друга. На свежем морозном воздухе легче думается, легче ищется, но кого только из своих знакомых не перебирал Андрей, в чей только дом не вело его воображение — все уже теперь оказывалось ненадежным домом, прибежищем, углом для безымянного друга. Может быть, и Сергей прикидывал в мыслях, куда бы податься теперь, но лишь одно нашел, лишь одно смог уныло подсказать: — Давай к тебе. — Давай ко мне! — обиделся Андрей, потому что нарочитым и нагловатым показалось ему предложение приятеля. «Конечно же, ко мне! — мрачно торжествовал Андрей, мрачно пытал себя, измывался над самим собою. — Конечно же, ко мне! И ни к кому другому. Ко мне, ко мне! Я сам это все затеял. Кто тебя похитил, собачка? Теперь давай ко мне! Будь другом, живи сколько надо, устраивайся в нашем доме как тебе захочется!» Но пока они ехали в автобусе, уетроив безымянного друга в ногах, понемногу успокоился Андрей. Перед ним опять так неотвратимо встали другие собачьи глаза, полные скорби и укора, что он смог вовсе присмиреть и о многом подумать. — Ты можешь идти домой, — продуманно сказал он Сергею, как только вошли в подъезд. — Да, Сергей. Пока! А затем к себе в дом, отворив дверь плоским ключиком, ввел лишь одного друга — четвероногого. — Проходи, дружок, — ободрил он собаку, раздеваясь в прихожей. — Интересно, — сказал отец, появившись в это мгновение с раскрытой книгой и с приподнятыми на лоб очками, чем всегда напоминал ему отчего-то танкиста. — Интересно, этот, новый дружище, надеюсь, не из кусак? — Как раз не новый дружище, а старый. Вчерашний. — Тем более интересно, — вдохновенно промолвил отец. — Проходи, дружище. Смелее, смелее! Будь как дома, — повторил Андрей, предчувствуя неравную домашнюю битву, в которой ему надо будет постоять за двоих. Много неприятного ожидало его в ближайшие минуты, ожидала домашняя битва, но занимало его сейчас более всего не то, что надо постоять в этой битве за двоих, а все то, что последует после битвы, в дни затишья и мира: как придется уживаться с безымянным другом, терпеть его, не раздражаться его присутствием, а, наоборот, отвечать дружбой на дружбу и даже, быть может, привязаться к нему. Рис. В. Карабута | ъ7 |
