Юный Натуралист 1981-07, страница 18

26

— Убойная сила этих тонюсеньких листьев огромна,— продолжал он,— а лечение было самым примитивным — применяли обычные тепловые процедуры. Болезнь прогрессировала, компрессы не помогали. Необходимо было хирургическое вмешательство.

Прошу Александра Васильевича вспомнить, как все это было, почему пришла мысль о том, что вся беда от листьев, а не от стеблей и зерновок, как считали раньше.

— История долгая. — Александр Васильевич начал перебирать книги в шкафу. Наконец вытащил томик научных трудов Тройцкого 'ветеринарного института. — Здесь я писал о самых первых поисках. Начал их, можно сказать, случайно, не думая о том, что новая работа увлечет меня и станет главной в жизни.

На Челябинском тракторном заводе в свое время существовал немалый конный двор — около двухсот рабочих лошадей. Я частенько приезжал в Челябинск, был дружен с Александром Александровичем Голубевым, ветеринарным врачом, который обслуживал заводских лошадей. Помню, приехал раз зимой и Голубев пожаловался мне, что в это время многие лошади часто болеют. Пошли с ним в лечебницу, посмотрели больных животных, и я согласно прежней диагностике посоветовал Голубеву применить тепловые процедуры. Но он отказался от них, ссылаясь на то, что давно разуверился в компрессах. Я только пожимал плечами: не знаю, мол, что делать, надо подумать.

Кормили лошадей ковыльным сеном, в котором вовсе не было зерновок: косили ковыль до их облета, то есть со всеми предосторожностями. Но, во-первых, у такого ковыля, как тырса, зерновки могут сохраняться и до новой весны; во-вторых, я тогда еще не знал, что не они причина болезни.

Словом, бились мы долго, пока не сообразили, в чем дело. Я объездил немало хозяйств, провел множество операций, наблюдал за ковылем как за малым ребенком. Казалось, узнал о нем все, изучил всю его биографию.

А ковыль — этот житель степных просторов — оказался большим хитрецом. Долго я с ним возился. Трудно было отказаться от привычной теории. Всю вину сваливали на влажность. Спираль ости, мол, гигроскопична, как вата, это придает ей силы, и она, подобно шилу, входит в землю. По тому же принципу^так считали раньше, зерновка проникает в кожу овец. Чем больше таких заноз, а я насчитывал их до тысячи, тем хуже для животного.

Помню, я часами не уходил из степи. Занятие не из веселых — весь день торчать на жаре среди поющего ковыля. Но решил до конца проследить за ним.

Наблюдения оказались успешными. Я

представил себе, как сгибают лук, чтобы натянуть тетиву. Лук готов вырваться, сила упругости выпрямляет его. Ту же силу упругости я заметил у остей ковыля и проверил потом свою догадку в лаборатории. Ковыль считают растением-барометром. Его ость, как часовая пружина, при изменении влажности воздуха то скручивается, то раскручивается, указывая на перемены в атмосфере. Причем остк ковыля служат своеобразным барометром круглый год. Во Франции, например, многие садоводы держат у себя в теплицах плоды аистника, ости которых словно копия нашего ковыля.

Вот эта удивительная способность ковыля, проверенная многими исследованиями, отпугивала кое-кого от предложенной нами гипотезы. А что получается на самом деле? Ветер колеблет завиток ости, животные постоянно в движении, не раз и не два они тесно прижимаются друг к другу, подолгу лежат на одном месте. Контакт есть контакт. Вот вам и причина. А чтобы зерновка могла продвигаться, природа и наградила ее тонкими волосками. В общем, элементарное поступательное движение. И совсем необязательна влага, которой кое-кто придавал первостепенное значение. Установив причины болезни, мы и предложили новый метод лечения. Так тайна была разгадана.

В общем, не так страшен черт, как его малюют,— рассмеялся Александр Васильевич. — Овец надо пасти в определенное время. Когда облетают зерновки, животных с ковыльных пастбищ нужно уводить. Нам хорошо известно, когда это происходит. Такое время нельзя прокараулить.

Любая загадка природы рано или поздно все равно будет понята людьми. Оказывается, в Америке отдельные виды ковыля (ковыль зеленый, ковыль зеленый улучшенный, ковыль техасский) специально высевают на корм скоту. Но в северной части Великих равнин встречается ковыль косматый. Вот он действительно очень опасен. Местные жители недаром прозвали его «иголкой с ниткой». Это долговечный кустовой злак с глубокой корневой системой, длина стебля у него достигает ста двадцати сантиметров. Ему не страшна никакая засуха, животные поедают его с большой охотой. И если во время осыпания зерновок пастьбу не прекратить, «иголка с ниткой» тут же оправдает свое название.

Если я и разлюбил ковыль, то не перестал им восхищаться: все-таки это удивительное растение, способное выжить в самых суровых климатических условиях. Теперь я новыми глазами смотрю на ковыль, «шелковую траву», воспетую в былинах и старинных песнях, упомянутую многими замечательными писателями.

А. ФЕДОРОВ Фото В. Есаулова