Юный Натуралист 1982-06, страница 30

29

служил причиной моего прихода. Почему! Об этом я расскажу позже.

Мы беседуем с Юрием Владимировичем о животных, и в частности о собаках. О любви к ним и их любви к нам. О нашей человеческой к ним привязанности и их собачьей верности и преданности. А разговор наш начался с того, что я, уже и сам не знаю почему, спросил у своего собеседника:

— Вы когда-нибудь ходили на охоту!

— Никогда,— ответил Юрий Владимирович.— И не потому, что я не люблю природу, не люблю бродить по лесу. Я, конечно, понимаю, охота — это спорт, охота — промысел, но я лично таким спортом и таким промыслом никогда бы не смог заняться. Может быть, потому, что я человек городской и с детских лет у нас в доме были животные и что родители никогда не могли пройти мимо раненого животного, чтобы не оказать ему помощь. И первой моей любимой книгой была книга Владимира Леонидовича Дурова «Мои звери». Она и поныне хранится в домашней библиотеке. Собственно говоря, эта книга впервые познакомила меня с дрессировкой животных и цирком тоже.

Владимир Леонидович Дуров был удивительным человеком. Он относился к животным как к людям: старался понять их характер, быть с ними искренним и честным. Честным надо быть всегда и со всеми, в том числе и с животными. Они прекрасно понимают, когда их обманываешь, а когда говоришь правду. Не по словам понимают, конечно, а по твоему внутреннему состоянию. Вот у меня иногда скверно на душе бывает, а я Дану улыбаюсь, говорю что-то ласковое. Но он не верит: стоит, угрюмо смотрит на меня и не подходит. Или подойдет, вздохнет и морду на колени положит: мол, улыбайся, улыбайся, а я-то знаю, что тебе совсем не до улыбок. Так я тебя пожалею.

Я согласился с Юрием Владимировичем, сказав, что и за своим псом замечал такую понятливость.

— Их невозможно обмануть, они очень тонко улавливают фальшь. Об этом, мне не раз рассказывали дрессировщики. Расстроен артист — и животные на манеже работают без легкости, напряженно.

— Но ведь бывает и другая причина напряженности — боязнь!

— Совершенно верно. Я всегда могу отличить животных, которых артист дрессирует лаской, от тех, которые выполняют трюки в полном смысле слова из-под палки. Безусловно, животное есть животное и порой необходимо принуждение, но принуждение терпением, настойчивостью и, повторяю, лаской. Вообще, тот, кто собирается иметь дело с животными, к примеру с собаками, должен обладать выдержкой, терпением и быть добрым человексм. Есть у наг а цирке ар

тисты Александр и Надежда Поповы. У них номера с животными — «Кошкин дом» и «На приеме у доктора Айболита». Так вот у них собаки сами рвутся на манеж, дрожат от нетерпения скорее начать работать, потому что все трюки, исполняемые ими, созданы терпением и добротой. И номера идут весело, задорно, любо Глядеть.

— Скажите, а у вас до Дана была собака!

— Вот вы сейчас сказали: «До Дана». Обычно мне задают иной, но всегда один и тот же вопрос: «Была ли у меня собака до фильма «Ко мне, МухтарЫ» Прежде всего я хочу сказать, что собака, которая снималась в фильме, не моя, мы с ней познакомились только на съемочной площадке. А в доме у нас собаки были постоянно. Вообще любви и привязанности к животным я обязан отцу.

Наша семья до войны жила а маленькой комнатке. И у нас собака под стать жилью была тоже малогабаритной. Звали ее Малька. Она была породистой — терьер. Отец писал для одного артиста цирка репризы. И вот после первого успешного выступления артист этот подарил нам собачонку. А поскольку она уж очень маленькая была, то и назвали мы ее Малькой. Она стала членом нашей семьи. Помню, в армию меня так и провожали — отец, мать и Малька. И когда я на фронте получал из дома письма, то в них обязательно был привет от Мальки. А когда я вернулся после войны домой, так она меня узнала, а ведь сколько пет прошло! И такая радость была у нее искренняя, бурная, что я даже испугался: как бы у нее с сердцем чего не случилось.

Собаки как дети: они не умеют лицемерить и уж если радуются, то искрение. И ребенка и собаку нельзя обмануть улыбкой, приветливым словом, если в душе совсем иное к ним отношение. Ребенок будет реветь или дичиться, а собака в лучшем случае отойдет и ляжет в уголок, в худшем же — облает или тяпнет за ногу. Малька прожила у нас шестнадцать лет. Это если на наш человеческий возраст перевести, то где-то лет восемьдесят—восемьдесят пять получится. Гибель ее для всех нас была большим горем. Но, к сожалению, собачий век короток, и об этом нужно знать, если собираешься заводить себе четвероногого друга.

Потом, во время гастролей я Челябинске, один дрессировщик подарил мне щенка. При этом он очень таинственно сообщил, что этот пес — помесь фокстерьера с очень редкой африканской голой собакой. Я тогда в этом еще не разбирался и все ждал, когда она подрастет, потому что уж больно интересно было увидеть голую собаку. А из щенка выросла веселая и совсем не голая, а, наоборот, лохматая дворняга. Я все думал, как ее назвать! Африкан! Только вроде клич