Юный Натуралист 1982-09, страница 14

12

Я принимаюсь рыскать по кочкам в поисках клюквы. Почва упруго качается и хлюпает под сапогами, обвивая их тесно сросшимися стебельками с жесткими матовыми листьями. Сквозь них россыпью горят лежащие на толстой мшистой подушке влажные и нарядные бусины. Сверху они огненно-красные, по бокам розоватые, с легким морошечным отливом, а снизу почти белесые, чуть тронутые желтизной. Совсем как яблочки — ядреные, крепенькие, миниатюрные яблочки.

Недолго думая, я ложусь на мягкую кочку и выискиваю ягоды, одну за другой отправляя их в рот. По-летнему припекает солнце, слышится робкий щебет, скрип птичьих голосов. Сзади вдруг хрустит ветка, и что-то большое и теплое дышит мне в затылок.

Я резко вскакиваю, и сапоги по щиколотку уходят в сырую почву. Рядом со мной, выписывая хвостом приветственные вензеля, сидит толстый лохматый пес. Он искательно заглядывает мне в глаза, ожидая подачки. А вдалеке, краем болота, проходят деревенские ребятишки с корзинками в руках. Они спешат к тропе, переговариваясь на ходу, и приглушенно смеются. В стороне от них крупно вышагивает жилистый большой мужчина в брезентовой плащ-палатке. При виде его пес тут же вскакивает и отчаянно работает хвостом, словно извиняясь за то, что покинул хозяина. А тот не мигая рассматривает меня в упор. На обветренном, иссеченном морщинами лице приветливо синеют глаза под мохнатыми опадающими бровями.

Мы усаживаемся на поваленное дерево. Мой собеседник берет из кузовка несколько клюковок и, ощутив во рту горьковатую кислинку, морщится.

— Ее ведь три раза собирать приходится, клюкву эту,— говорит он, встряхивая седеющим чубом.— Нынешняя, сентябрьская, самой витаминной считается, самой сочной, а потому и кислой... Затем начинают рвать в ноябре, когда ягоду первыми морозами прихватит. Бросишь в ведерко — будто дробью отзовется! Звонкая ягода, веселая... Тут уж не пальцами, нет, тут уж совком работаешь. Три или четыре ведра наберешь, потом в заплечный мешок пересыпаешь... Ну а в третий раз идешь по клюкву весной, когда снег маленько стает и подснежники вылезут.— Он плутовато усмехается.— Весной не столько собираешь, сколько в рот запихиваешь, честное слово. Сахар, а не ягода! Слаще подснежной не бывает.

От своего собеседника, Василия Егоровича, я узнаю, что лес этот зовется «радой», точнее — «темной радой», потому что вырос он на сырых распадках и солнце вязнет в его глухой чащобе, не попадая в нижние ярусы. Оттого и гибнут растения, едва выбросив шаткий росток. Он читает эту «раду» как книгу, и каждая маломальская березка, выросшая на болоте, черный подгнивший пень или мочажина превращаются у него в

развернутую страницу мудрой лесной летописи. Я узнаю о том, как он предсказывает погоду, как определяет, подскочит ли давление в течение суток и долго ли стоять солнцу в эту глухую пору бабьего лета; узнаю также о повадках зайцев и лис, осенней и весенней дичи, об ее излюбленных токовищах и порхалищах, чем она болеет и какой корм предпочитает, когда и на какой манок слетается благородный рябчик...

Солнце тем временем выходит на закатный рубеж, и лес высвечивается в роскошном осеннем блеске. В тесно сросшихся стебельках сфагнового мха вспыхивают кроваво-красные глазки клюквы.

Василий Егорович встает и идет через болото торить дорогу, стараясь не угодить в зыбун. А я спускаюсь с лесистого холма по направлению к Мезе. Сквозь пятнистую рябь стволов река отливает стальной синевой и кажется неподвижной. Русло ее извилистое, дно илистое и песчаное, по берегам буйно растет черемуха и серая ольха; оттуда тянет вязкой болотной прелью. Под ногами трещит валежник, сочно всхлипывает подпочвенная вода. В голубом свитке реки купаются белые облака с оплывшими краями. Росистой свежестью дышит вода, чуть слышно плещется рыбьей молодью. Из береговых зарослей, вспугнутые моим появлением, поднимаются две дикие утки, делая над Мезой крутые виражи.

Эти земли принадлежат известному в Костромской области колхозу имени XX партсъез-да, которым руководит Анатолий Степанович Пономарев, представляющий, на мой взгляд, тот тип человека, который самой судьбой, характером и даже внешностью предрасположен к роли руководителя. Таким он запомнился мне при первом знакомстве.

Что я слышал до этого о Пономареве? Бывший шахтер из Ворошиловградской области, бывший летчик, бывший комсомольский ра-