Юный Натуралист 1982-09, страница 12

10

Сосуды, заросшие мхом, седумом, селяги-неллой. Есть в саду кактусы, суккуленты.

Сад живой и очень национальный. Он наполнен колоритом и многими приметами Грузии: камни, кувшины, микроводопады, скальные обнажения.

Михаил Александрович Мамулашвили был также крупным коллекционером, причем очень разносторонним. Вместе с составлением живых коллекций (растений) он собирал камни, предметы старины и все это использовал в своем творчестве.

Составленные им букеты всегда поражали неуемной фантазией в сочетаний с безукоризненным вкусом и поразительной гаммой красок. Поэт Евгений Евтушенко посвятил Михаилу Александровичу стихотворение «Искусство составления букетов». Вот только несколько строк из него, рассказывающих о первых шагах юного Мамулашвили, обучавшегося у иностранца.

...взял листья свеклы — все в лиловых

жилах —

и обернул в ни;, золотую розу.

Букет был грубый, несуразный, дикий, но, сжав бессильно свой садовый ножик, швейцарец ощутил, что он — кондитер, а этот мальчик — истинный художник. И еще:

...Ну, а искусство — дерзость совмещенья, казавшегоЦ\ всем несовместимым. Семейной традицией Мамулашвили стали композиции из сухих цветов. Они могут быть в виде заставок к письму или поздравительной открытки, когда приклеивается несколько засушенных лепестков или цветков. А могут быть в виде больших и сложных картин. Причем композиции эти отличаются строгим лаконизмом и удивительной выразительностью. Это подлинно художественное мастерство. Есть свой стиль, своя манера. Она узнаваема.

Композиции из живых и из сухих цветов не раз завоевывали первые места на всесоюзных и зарубежных выставках. Они породили большое число последователей.

Наследие заслуженного деятеля искусств Грузинской ССР Михаила Александровича Мамулашвили становится с каждым годом достоянием все большего и большего числа людей. У него много учеников и у пас в стране, и за рубежом.

Маленький сад в древней Мцхете — источник добра и красоты. Источник, созданный трудолюбивыми руками людей с горячими сердцами.

И.СУХОВ

вдоль по

МЕЗЕ-РЕКЕ

Сюда, в Костромское Заволжье, осень приходит быстро и празднично. Идешь себе по лесному коридору, разменивая километры, и каждая встречная осина или береза воспринимается как откровение. Будто и не дерево это вовсе, а медленный фейерверк подымается к синей высоте, чтобы рассыпаться там багряными или желтыми брызгами-ветками. Смотришь, запрокинув голову, как гуляет ветер в густой и роскошной кроне, как горстями выгребает из нее листья, и те долго летят по прямой, точног стая вспугнутых птиц.

В еловый лес входишь как в полузабытое детство; гулкий стрельчатый храм поначалу внушает тебе 'суеверный страх. Но постепенно свыкаешься и с первобытной пространственной тишиной, и с трущобным мраком, и с дремучими, словно сошедшими со страниц русской сказки, символами — корнями, ветками, пнями, которые цепляются за одежду, ставят подножки, обволакивают лицо липкой паутиной.

Километр за километром бежит, торопится заброшенная дорога-колея — то проваливается в глухие распадки, то шустро взбегает на лесистые увалы, то перепрыгивает через светлые игривые ручейки. И я покорно следую за ее извивами... Но вот солнце прячется в тучу, деревья сгущаются все теснее, и не видно следов на размякшей колее. Ставший уже привычным далекий тракторный гул отодвинулся куда-то в сторону и затих. Тревожно от этого на душе. Куда выведет эта стежка-дорожка? Где человеческое жилье?.. Горизонт плотным кольцом заслонили высокие матерые ели, и кажется, что дорога сейчас упрется в них.