Юный Натуралист 1982-09, страница 15

13

ботник. Кандидат сельскохозяйственных наук, кавалер орденов Ленина и Трудового Красного Знамени. «Тринадцатый председатель», как называют его в районе.

Двадцать лет назад, осенью, когда он впервые приехал в здешние места, колхозные угодья показались ему худыми и заброшенными. Первым делом Пономарев затребовал карту-схему земельных угодий колхоза. Составленная несколько десятилетий назад, схема была вся в пятнах зеленого, желтого, бурого и палевого цветов. Цвета переходили один в другой, очерчивая границы пашен, лугов, лесов, сенокосов и выпасов. Но ясности никакой не было. Природа так перемешала и перепутала здешние владения, что невозможно было отличить, где пашня живая, а где мертвая, где заливной сенокос, где суходольный, а где заболоченный. Председателю пришлось проверять карту «на своих двоих» и с горечью убеждаться в том,

как поскуднела земля. Угодья зарастали «нежитью поганой» — сурепицей и крапивой, сокращались буквально на глазах. Лес наступал на сенокосы и пастбища, глушил богатые клеверища. Нужно было срочно спасать землю, с которой худо-бедно, а все же кормились далекие предки.

Пономареву поначалу не верили, его требования к людям казались непосильными. Постепенно «магнитное поле» председателя стало притягивать к себе людей деятельных, со сметливым умом и мудрой крестьянской хваткой. Предлагая целый ряд агротехнических улучшений, он поднимал роль земли и одновременно авторитет каждого отдельного колхозника.

Сейчас все эти трудности позади. Земля вдоволь насытилась органикой — торфона-возными компостами,— на некоторых полях образовался даже плодородный слой гуму

са. Урожаи ячменя и овса выскочили за 20 и более центнеров на круг. Крохотные лоскутки полей, где техника топталась, как слон в посудной лавке, пришлось «сшить» в единое пахотное одеяло. Но главное богатство колхоза — животноводческая ферма: огромные, поистине заводские пролеты, движущиеся ленты кормораздатчиков, агрегаты для приготовления кормовых брикетов. Все прочно, надежно, даже величественно. Ферма производит впечатление четко действующего, отрегулированного как часы промышленного предприятия по производству мяса и молока. А корма, которые она получает, идут в основном отсюда, с примезенских заливных лугов.

...Я иду вдоль извилистого берега Мезы, обходя высокие заросли отавы и пожухлого камыша. Вечерняя заря окрашивает чаеть неба в золотую охру, и наигравшаяся за день река покорно принимает ее отражение. Загадочная глубина и покой разливаются над кромкой лесов, подчеркивая прозрачную синеву холодных сентябрьских сумерек.

Прямо передо мной садится на воду пролетная пара — селезень и кряква. И садится как раз на то место, где пролегла дрожащая золотая дорожка. Головы птиц с белыми ободками на шее вспыхивают тусклым перламутром, а в перьях светятся синие огоньки. Но вот они замечают меня, разбивают крыльями золотые зеркала и с частыми переборами начинают набирать высоту, врезаясь в багровую полоску заката и принимая на себя часть его красок. Свистящий и резкий плеск птичьих крыл долго стоит в ушах, пробуждая воспоминания о дороге...

О. ЛАРИН

Фото Р. Воронова и И. Серегина