Юный Натуралист 1983-02, страница 48

46

ЛОСИНЫЙ ЧАЙ

Если вы заметите на глубоком снегу следы-«вожжи» — в сплошных узлах и длинные-предлинные,— знайте: их растянул по лесу сохатый. Так вот, если вы встретите лосиный след, не поленитесь и пройдитесь по нему километра два, а то и побольше. Увлекательное это дело — читать следы, представляя, как шел по лесу зверь, что он делал, куда и зачем стремился. I

След лося, по которому я брел на этот раз, заинтересовал меня еще и потому, что был одиночный. Ведь зимой лоси обычно держатся семьями по две и более головы, а иногда и небольшими табунками. Значит, этот одиночка как-то потерял семью, ищет своих. Хорошо, если он матерый и знает в округе каждое деревце. Но, судя по размеру копыт, ему год или два, а частые заминки и топтание на месте говорят о том, что идет он по незнакомому месту. Труден и опасен этот путь.

Хотя лось зверь сильный и храбрый, все же у него есть смертельные враги. Прежде всего волки. Караканский егерь Гаврилыч показал мне однажды поляну, на которой дожди и ветры выбелили скелеты шестерых зверей. Три — лосиных и столько же — волчьих. Можно представить, какая здесь кипела схватка.

Чаще всего добычей волков, медведей и даже росомах становятся именно лоси-одиночки. А вот если лосей несколько, они занимают круговую оборону и зачастую успешно отбивают атаки хищников.

Но вернемся к лосю, который в тревоге и сомнениях бредет пока один. Вот сохатый потоптался на месте, послушал, прядая ушами, лес и двинулся дальше — все кромкой сосняка с густым подростом. Идет-бредет, а сам на ходу макушки сосенок состригает. Не отказался лось и от молодых побегов шиповника, тальника и, разумеется, осинки. У нее он и горьковатую, сочную кору поглодал. Вкусна и полезна для всякого зверя осина, а все же на ночь лосю предпочтительнее хвоя. Почему — узнаете.

Перед самыми сумерками лосю прямо-таки повезло — попался ему кружок смородины. Прошелся по нему сохатый вдоль и поперек — можно сказать, наголо сбрил торчащие из-под снега кустики. Смородина — на чайную заварку. Как попьет лось свой чаек, тоже узнаете, а пока дадим ему лечь.

На ночь лось устроился на краю поляны — головой к открытому месту и в полуоборот к своему следу. Если бы кто-то по нему пошел, не чзастал бы врасплох сохатого. А ложится лось прямо на снег. Лег и утонул наполовину в холодной скрипучей перине.

Улегшись, лось долго всматривался в темноту, но зрение у этого зверя не отличается остро

той и дальнозоркостью. Более всего он полагается на слух. Вот и прислушивался теперь сохатый к лесным шорохам и голосам. И возможно, в эту настороженную минуту прошлась по его коже дрожь от видений недавней схватки или погони, что разлучили его с семьей.

Но постепенно лось успокоился, забылся. Внутри у него становилось все теплее и теплее. Помните, мы говорили о хвое... В желудках лося и глухаря она как бы возгорается, выделяет тепло. Хвоя для них — что дрова в костре таежника. Вот и теперь разогрела она лосиное нутро. Лежит сохатый, как самовар, даже снег под его боком протаял чуть не до земли. «Пора!» — смекнул лось и, слегка наклонив голову, захватил большими губами добрую пригоршню снега. С$н погонял образовавшуюся во рту снеговицу и сделал первый глоток. Потом еще и еще. Вода внутри лося-самовара быстро нагревалась, распаривала смородиновую жвачку. Сохатый изредка, но шумно отдувался. Как-никак, а чаепитие.

Ю. ЧЕРНОВ

РЫЖИЙ

„СЛУХАЧ"

В октябре сорок первого наша зенитная батарея охраняла небо Ленинграда. Воздушные тревоги изматывали бойцов, держали в постоянном напряжении. Солдаты от усталости засыпали на ходу, поэтому иногда допускали ошибки при отражении атак вражеской авиации.

Но вскоре сражаться стало гораздо легче.

Однажды из командировки в осажденный Ленинград вернулся старшина Иван Иванович. Он вытащил из-за пазухи какое-то существо, которое при ближайшем рассмотрении оказалось рыжим, исключительно худым и злым котом блокадного, голодного и холодного города. Трудно понять, почему наш ворчливый и вечно всем недовольный, но в общем справедливый старшина решил взять на батарею такого непривлекательного кота. Скорее всего хозяева кота погибли, и тот оказался без надежного пристанища. Видимо, Иван Иванович пожалел его.

Кот прижился на батарее, быстро отъелся и получил традиционную русскую кличку Васька.

Вскоре все на батарее обратили внимание на одну его особенность. Задолго до появления немецких самолетов кот настораживался, прекращал все свои занятия, поворачивал правое ухо в сторону приближающейся угрозы и не мог никак успокоиться. Если вражеский самолет летел прямо на батарею, кот мгновенно куда-то исчезал и появлялся только после отбоя воздушной тревоги. На наши же самолеты кот совсем не реагировал. Видимо, условия осажденного города привили коту обостренное