Юный Натуралист 1983-11, страница 44

44

В бочке с теплой водой мы вдвоем помыли Мишку, скребли шерсть, выдирали свалявшиеся комки грязи. А после бани собака обсохла, стала чистой, опрятной. Мы поселили Мишку у нас в прихожей. Все, кто жил в доме, полюбили Мишку, но он был более расположен к нам — ко мне и Жене.

Пес оказался хорошим сторожем. Посторонним в наш дом входить было опасно, Мишка пропускал гостя в квартиру, но обратно не выпускал, ложился у порога, смотрел на нас и ждал, что мы скажем.

Когда нам случалось ходить на охоту, мы брали Мишку с собой. Оказалось, что у него были навыки охотничьей собаки. К нашему удивлению и радости, Мишка приносил убитую дичь.

При встрече с бывшим хозяином Мишка его не замечал. Он помнил все зло, причиненное ему... Время шло незаметно, опять наступила осень. Мы готовили две собачьи упряжки для работы на полярной станции на острове Котельном. Однажды к нам домой пришел начальник полярной станции Василий Седов. Тут же с нашего разрешения угостил пса лакомством и попросил лапу. А держа его огромную лапу в своих руках, он заявил: «Мишку я тоже заберу!» И это прозвучало громом на наши головы, хотя мы и знали, что Мишка действительно был предназначен для отправки на полярную станцию. Нам было очень жалко его отдавать, мы привыкли к нему, но служба есть служба. Скрепя сердце мы согласились с Седовым.

В день отправки собак на полярную станцию я сам повел Мишку на посадку в самолет. Мишка весело бежал рядом, он еще не знал, куда его ведут. Надо сказать, что, пока пес жил у нас, я неоднократно летал с ним в самолете, и, видимо, он привык к путешествиям и не боялся шума моторов.

Седов был в самолете, все снаряжение, нарты и собаки были уже погружены. Эта погрузка была нелегким занятием, так как собаки при посадке в самолет при запушенных моторах сильно трусили. Приходилось каждую собаку сажать в отдельный мешок, оставив снаружи лишь голову. Лежа на животах, собаки, прижавшись друг к другу, жалобно глядели на нас. Седов как мог успокаивал собак, гладил их по голове, но они продолжали тихо скулить. А мой Мишка оказался храбрым, и когда я последним входил в самолет, то вместе со мной он вбежал по трапу в салон.

В самолете Седов принял Мишку. Я попрощался с Василием Седовым, погладил Мишку, поцеловал и направился к выходу. Мишка заволновался, он не ожидал, что я его покину. Я слышал его лай, но оглядываться не стал и быстро вышел из самолета. Еще не успели убрать лесенку-трап, как вслед за мной вывалился и мой Мишка. Он не хотел улетать без меня. Седов не смог его удержать. Сбитый струей воздуха от винтов самолета, Мишка

перевернулся несколько раз, потом встал на ноги и подбежал ко мне. Он положил передние лапы мне на плечи, лизнул меня в лицо, смотрел своими голубыми глазами, как бы говоря: «Ну зачем такие испытания, я не хочу от тебя улетать».

Самолет с Седовым был уже в воздухе и лег на курс к полярной станции. А Мишка так и остался с нами. Но на следующий год я уезжал в Москву, и волей-неволей пришлось расстаться с Мишкой, передать его Василию Седову. При встрече Седов благодарил меня за хорошие упряжки собак и особенно за Мишку. Мишка долго тосковал и не отвечал на ласки Седова. Но время сделало свое дело, Мишка привык к новому хозяину. Он оберегал его в походах по острову. Однажды в одном из походов Мишка спас Седова от нападения белого медведя. Увидев медведя, пес с лаем бросился на него, отвлек его внимание и дал возможность Седову уйти. После этого случая Мишка поселился у Седова в квартире.

Остальные собаки боялись Мишку, чувствовали его превосходство и силу, и как-то само собой он стал их вожаком.

Жизнь и работа продолжались...

Много лет спустя я нашел в газете несколько снимков полярной станции острова Котельный и на одном из них, у нарты, я увидел точную копию Мишки. Видимо, это был потомок моего дорогого четвероногого друга. Так мы встретились через много лет, и снимок этот всколыхнул во мне пережитое...

Л. КУЗНЕЦОВ

ТЕТЫ-КОАЬ

Мы ночевали, откопав в метровом снегу под широкими кедрами глубокую траншею. Уже в темноте мы валили кедровый сухостой и таскали стволы к стану. Здесь был край старой гари, и дров стояло много. Эти стволы были шершавыми от времени. Под рукавицами крошились лишайники и старая труха. К ночи мороз усилился почти до пятидесяти градусов. А в такой мороз в снегу можно спать, если только хорошо сложен костер, а временное жилье — стан не пробивает ветром. Но мы не успели до темноты перевалить через хребет и остановились на наветренном склоне. Ночью от вершины Теты-коль, с южной стороны, пошел ледяной ветер. Он дул очень сильно и не давал костру ровно гореть.

В снегу за костром вытаяла большая яма, и нам жалко было тепла, которое ушло на то, чтобы растопить такую массу снега. Нас было трое, и мы могли бы свободно уместиться в этой яме, если бы не искры, дым и слишком сильный жар даже в этот лютый мороз.

И так всю ночь. С одной стороны жар, а с другой лед.