Юный Натуралист 1983-12, страница 45

дал мне старшина свою нехитрую историю, нехитрую для него, но полную глубинного смысла для меня, ездового батареи 76-миллиметровых пушек.

— Вишь, как они, милок, полыхают — сады в деревне. Почитай, что ни дом, то сад. А у меня свой был. Не в Подмосковье, земеля, под Ржевом в прошлом году. Сейчас-то, вишь, какой пронзительный май. А тогда всяко бывало. По грудь в воде сидели в окопах. А сады, милок, все равно цвели. Не так рьяно, но цвели.

Он резко поднялся и сел, опираясь на здоровую руку. В зеленых кошачьих глазах его играли лучики света, по всему видно было — воспоминание это ему и радостно и приятно.

— Я в разведчиках тогда ходил. И вот, милок, сижу однажды ночью в окопе сторожевого охранения, изучаю передний край. А сказать, не поверишь, на ничейной земле чудом уцелел яблоневый сад. Небольшой такой, де-ревьев-то всего двадцать. Сижу я, смотрю, как фрицы ракетами сыплют. И вдруг слышу. Явственно так. Звук какой-то непривычный. Даже ладонь к уху приставил. И все же понял. Стук топора. Сад вырубают, изверги. Утром доложил комвзвода. Так и так, мол. Красоту ведь губят. Да и замышляют что-то непонятное. Тот ни в какую. Поиск весь провалишь. Сиди наблюдай.— Борис Алексеевич поднялся, спустился к реке. Вернувшись, брызнул мне в лицо теплой речной водой.— Вставай, земеля! Пора.

Историю эту досказал он на ходу, пока шли к складу, на протяжный гудок «студебеккера» — Лешка сигналил, мол, привезли фураж. Оттого и воспроизвожу его вкратце.

— Упросил я взводного и ночью устроил засаду. Недолго пришлось ждать. Стучит, ирод. На этот стук и пополз я. Все вроде бы сделал правильно, но сразу не успел скрутить изверга. Достал, милок, до меня фашистский топор. Правда, приволок я этого фельдфебеля в сторожевой окоп. А сам пострадал. Немного, но пострадал. Вот они — те отметины. А сад спас. Потом уаши отбросили немцев километров на восемь. Представляешь, земеля, цветет там мой сад. Точно так же, как эти, на курской земле.

Всю обратную дорогу до батареи думал я о старшине Борисе Алексеевиче, о том, как обманчиво бывает первое впечатление, как непросто подчас разглядеть под внешней маской человека его истинную глубинную суть.

А когда началось жестокое сражение на Курской дуге и мы били прямой наводкой по «тиграм» с крестами на броне, было уже не до раздумий о садах и красоте земной. Только после освобождения Курска вспомнил я о старшине, о нашем завтраке под черемухой на берегу тихой речушки. И тогда понял: подвиг его там, под Ржевом,— это и наш подвиг здесь на курской земле, это великий подвиг нашей армии, возвращающей миру вечную белизну весенних цветущих садов.

43

ИЗ ЦИКЛА «ВРЕМЕНА ГОДА»

В осинах серебрится иней, В березах неба свод застыл. В еловых лапах густо-синих Колдуют радостно клесты. Что им мороз, что им пороша! Они — звонки лесного дня, Они — как сказочные броши Заснеженного января.

* * *

Ну, замело! Дорога в рощу Теперь и вправду тяжела. Мой пес сегодня тоже ропщет, Идти Не хочет из тепла. Опушки леса что пороги, За ними сумрачная даль. Кривы, кривы твои дороги, Метельный, пасмурный февраль!

* * *

Все вешним облаком одето — Садов цветенье, ширь полей. И распахнул дорогу в лето Май, лучезарный чародей. Чуть свет, а ты, проснувшись рано, Уже пошел встречать тот миг, Когда на солнечных полянах Зажгутся звездочки гвоздик.

* * *

Трубит сохатый над болотом. Осенней прелью день пропах! Покрыта листьев позолотой Лесная черная тропа. Тут темные стога поплыли. Чу! Звонкий глас в тиши полей! То холода спешат на крыльях Последней стаи журавлей.

* * *

О, ясность утра и мороза! Когда трещит в лесу ольха, Когда внезапно стынут слезы У светлого березняка. Восход лежит лисою рыжей. У солнца к лету поворот. И с каждым часом ближе, ближе И новый день, и Новый год!

Публикация подготовлена М. Кулагиной