Юный Натуралист 1983-12, страница 44

42

Нет, он мне сразу не понравился. Было что-то залихватское, лощеное во всем его облике. Суконная офицерская гимнастерка с новыми, обернутыми целлофаном погонами, ремень настоящей кожи и начищенные до блеска яловые сапоги — все выдавало закоренелого тыловика, который ни разу не нюхал кислого смрада разорвавшихся снарядов в траншеях на передовой.

— Опоздал, милок, опоздал. Вчера последний фураж отгрузил сорокапятчикам! — И откуда узнал он, что мне нужен овес, а не концентраты с салом, тоже, наверное, находившиеся на здешнем складе? — Не огорчайся, милок. Часика через два привезут, тогда и отпустим.— Бас его рокотал приветливее и приглушенней.— Откуда сам-то будешь? Молчишь. Понимаю, милок, военная тайна. Только я про довоенное, домашнее.

Все это начинало меня злить, но я сдержался и буркнул в ответ:

— Из Подмосковья.

— О! Земляки, значит. Не ожидал. Чего насупился? Не веришь, что овса нет в моих закромах? Пойдем, покажу. А впрочем, на нет и суда нет.

Разговор наш затягивался. Я стоял, переминаясь с ноги на ногу, не зная, что предпринять.

— Ну вот что, земеля! — Старшина придирчиво оглядел меня с головы до пят.— Не завтракал небось? Счас мы кое-что сварганим и пройдем к реке. Аромат там от черемух — пальчики оближешь.

Спустя четверть часа мы удобно устроились на плащ-палатке под черемухой. Ловко

орудуя финкой, Борис Алексеевич, так по-граждански просто представился старшина, вскрыл банку тушенки, нарезал хлеб и сало. Потом спустился к воде, а вернувшись, положил на хлеб пучок лука-сеянца. Солнце уже поднялось высоко, и капли воды на зеленых луковых перьях переливались словно алмазы.

— Прошу к столу, милок! — Старшина сделал торжественный жест правой рукой. И тут-то я заметил, что на ней не хватает трех пальцев.

— Что, разглядел наконец! Это, милок, целая история! Оттого и в интендантах окопался. Да ладно, приступай, потом, потом.

Мы хрупали лук, таскали из банки ленд-ли-зовское угощение, наслаждаясь этим тихим днем, черемухой, что бросала на плащ-палатку свои снежные звездочки, и разморенным плеском реки о пологий травянистый берег.

Потом, когда лежали мы на плащ-палатке, я более внимательно разглядел его. На правом виске, чуть прикрытом под стриженными бобриком волосами, виднелся небольшой розовый шрам.

— А финка-то как у разведчиков,— сказал я первое, что пришло в голову.

— Почему «как», земеля? Я за два года всю передовую излазил. Еще когда на фронт уходил, мой дядька Николай Степанович точно определил. Или в разведку с таким ростом, или на флот.

Мы помолчали. И так уж часто случается — заденешь в человеке какую-то особенную струну, тотчас она отзовется. Видимо, так уж он устроен, человек,— не может носить в себе наболевшее, саднящее душу. Тогда-то и пове