Юный Натуралист 1984-05, страница 46

44

далеку от машины и увидела, что дверка кабины осталась открытой. Девочка попыталась захлопнуть ее, но сделала это неудачно. О кромку дверцы порезала палец. Увидела на ранке кровь, присела на подножку машины, негромко заплакала. И тут к ней мигом примчался Шурка. Вскоре прибежал и шофер. Солдат хотел было подойти к девочке, узнать, что случилось, почему она плачет, но на него с яростью набросился пес, который, видимо, решил, что во всем виноват шофер. И сколько солдат ни пытался сначала уговорить, а потом отогнать Шурку от машины — пес был непреклонен. Так и не подпустил он к Кате никого до тех пор, пока на место происшествия не пришел сам начальник заставы. Только ему мог доверить Шурка своего друга, попавшего в беду. С этого случая Шурку еще больше зауважали. Говорили: «Хотя и дворняжка, но характер волевой, пограничный, в дружбе не подведет».

А повар полюбил Шурку за точность. С того момента, когда пес стал дежурить на границе, он никогда не опаздывал на ужин. Приходил в столовую вместе с солдатами, получал свой «ночной паек», после чего с нарядами отправлялся на границу.

Наверное, так и служил бы Шурка на заставе по сей день, если бы там не произошло очень важное для него событие.

Из одного столичного журнала на заставу приехал корреспондент, который собирался написать о службе и жизни молодых пограничников. Корреспондент переговорил со всеми ребятами, обошел все помещения, был на занятиях в классе, на стрельбище, выходил с нарядами на границу.

В первый же день пребывания на заставе корреспондент увидел собаку. Похоже, что пес ему тоже понравился, потому что он стал расспрашивать про него, пробовал подманить к себе косточкой, специально оставленной от обеда. Однако Шурка почувствовал недоброе и не только не хотел подходить к корреспонденту, а завидев его, низко опускал морду и хвост и понуро уходил прочь. Три дня прожил корреспондент на заставе, но так и не сумел подружиться с Шуркой, чем немало удивил пограничников, так как подобной нелюдимости за псом раньше не замечали.

Собираясь в Москву, корреспондент согласился взять с собой Катю. Условились, что здесь до самолета Катю проводит мать, а на столичном аэродроме ее встретит бабушка, которая ждет не дождется внучку в гости.

«Газик» с Катей и корреспондентом выезжал с заставы ранним утром. Возбужденная сборами, прощанием с отцом и пограничниками, она села было с матерью в машину, но вдруг вспомнила, что не попрощалась с Шуркой. Стали звать его. Но Шурка не появлялся. Тогда решили, что он еще не вернулся с границы. А когда машина отъехала от ворот и набрала скорость, на вершине сопки, у подножия которой расположилась застава, Катя увидела

одиноко сидевшего Шурку. Он был неподвижен, словно каменный сфинкс, и, видимо, так на свой собачий лад прощался с Катей.

Долго на фоне прозрачного утреннего неба была видна из машины уменьшающаяся, тающая в очертаниях маленькая фигурка... * * *

А недавно корреспондент звонил на заставу. Он поинтересовался, что нового у пограничников в их жизни, все так ли исправно и добросовестно несет свою службу Шурка. И вот что ему ответили. В тот день, когда Катя уехала к бабушке, Шурка не вернулся на заставу. Верное сердце его не могло пережить расставания с другом. Пес исчез из этих мест. И, по всей видимости, исчез навсегда.

В. КЛЮЕВ

БОЙ ВО РЖИ

Передо мной навытяжку стоит солдатик. Как есть солдатик, прямо-таки мальчишка. Я сам на фронт попал — едва-едва набралось восемнадцать. Но этот... И как только ему удалось?

— Рядовой Шубин с упряжкой прибыл в ваше распоряжение.

Этого парня я ждал, ох, как ждал!.. Фронт готовился к наступлению, что ни день, прибывали новые части, боевая техника запрудила все леса вокруг. У нас в полку каждая рота, каждая батарея получила пополнения. И наш санвзвод надумали усилить.

— Шуба с пряжкой? Ну и ну!

Уж этот Юрченко! Не упустит случая побалагурить. Веселый человек, санинструктор, мой боевой помощник, в недавнем прошлом портной.

Солдатик было насупился. Так, самую малость. Но тут же отмяк.

— Ну, с шубой ясно,— не унимался Юрченко.— А пряжка где ж? — И огляделся картинно.

— Упряжка тут вот, за кустом.

Вид упряжка имела жалкий. Четыре тощие, беспородные собаки да хлипкая тележка. Таратайка какая-то.

Юрченко дважды — справа налево, затем слева направо — обошел запряженную цугом собачью упряжку.

— Последнее слово санитарной техники... Ну, командир, с эдакой колесницей мы теперь не пропадем.

Юрченко старше меня годами, много старше, и потому позволяет себе кой-какие вольности в обращении со мной. Я на это смотрю сквозь пальцы: в деле, в бою надежнее, чем Юрченко, человека у меня нет.

— Звать-то как? А? Имечко?

— Николай... Коля.