Юный Натуралист 1984-11, страница 17

15

постоянной работы: необходимо было обеспечивать безопасное плавание ледоколов и караванов транспортных судов по Великому Северному пути, кратчайшей трассе из Архангельска во Владивосток, которая в пять раз короче, нежели путь через Суэцкий канал. Сравните: расстояние по Северному морскому пути равно 3225 милям, а через Суэц — 15 948 милям.

Чтобы безопасно и уверенно плавать по этой трассе, нужно было лучше знать о главном препятствии, угрожающем нормальному плаванию,— о льдах. Причем льдах не морских, которые редко достигают за зиму двухметровой толщины, а за лето сильно разрушаются и успешно поддаются ледоколам, а о льдах океанских, расположенных в высоких широтах, более старых и мощных. Под воздействием циклонов и океанических течений, по не совсем еще понятным законам эти ледовые массивы неожиданно спускаются к югу и блокируют непроходимыми барьерами Северный морской путь. Огромные скопления таких льдов находились и в районе Полюса недоступности.

Из года в год, выполняя глубокие ледовые разведки, проводя караваны через льды, мы все ближе подбирались к границам «белого пятна». Уже в августе 1939 года на летающей лодке ГСТ-7 СССР-275 с летчиком И. Чере-вичным достигли мы его южных границ...

Опыт полетов в Арктике позволил нам с И. Черевичным разработать и обосновать проект достижения Полюса недоступности.

Чтобы выполнить такое необычное и ответственное задание, для «летающей лаборатории» выбрали самолет конструктора А. Н. Туполева— четырехмоторный СССР-Н-169, тот самый, на котором в 1937 году мы с И. Мазу-руком участвовали в высадке папанинцев на Северном полюсе.

Оборудование самолета позволяло участникам экспедиции выполнять весь необходимый комплекс океанологических и геофизических научно-исследовательских работ при посадках на дрейфующие льды. Базой для штурма Полюса недоступности избрали самый далекий от Москвы остров Врангеля, но зато он был ближе всего к «белому пятну».

Мы стартовали 2 апреля со льда бухты и на следующий день достигли Полюса недоступности, совершив посадку на выбранную с воздуха льдину. Советский флаг был поднят над тем районом планеты, где никогда не ступала нога человека.

Через пять суток, выполнив план исследовательских работ, мы благополучно вернулись на остров Врангеля. В том же месяце мы совершили еще два полета, которые прошли так же благополучно.

Сложны и интересны были эти путешествия в неведомое с посадками на дрейфующие льды океана. Много нового открыли его бездны, но, увы, «Земли Гарриса» там не оказа

лось. Все пространство занимали бесконечные льды. Измерение глубин и визуальные наблюдения подтвердили, что такой земли не существует. Зато было сделано много важных открытий и среди них такое: никакого Полюса безжизненности тоже нет!

...Это произошло после второго полета при посадке на льдину № 2. Уверовав в то, что здесь нет теплокровных животных, мы быстро разбили на льдине лагерь из жилых и научных палаток и приступили к работе. В этих широтах круглые сутки солнце не опускалось ниже горизонта, но температура стойко держалась на отметке минус 30—35 градусов. В состав экипажа входили трое ученых Арктического института. Бортмеханики дежурили на глубинной лебедке, бортрадист и второй пилот — на радиостанции в самолете, Черевичный наблюдал за состоянием льдины и заведовал «цехом питания». На мне — штурмане самолета — лежали обязанности метеоролога, определял я и координаты дрейфа льдины. В общем, скучать было некогда, программа работ рассчитана с точностью до пяти минут.

На третьи сутки после очередной вахты вместе с бортмехаником В. Борукиным мы забрались в спальные мешки в двухместной палатке и мгновенно заснули. Стенки палатки двойные, из оранжевого плотного шелка. Бензиновый примус нагревал ее только до минус двух-четырех градусов, но в оленьих мешках было тепло и уютно.

Просыпаюсь от какого-то резкого шума, сквозь который слышен крик: «Медведь! Медведь! Осторожно там, в палатке! Идет к вам!..» Высовываем головы из мешков и с недоумением смотрим друг на друга. «Что за глупые шутки»,— недовольно говорит Бору-кин и ныряет в мешок. Я уже хотел последовать его примеру, но в это мгновение стенка палатки над Вениамином вдавливается и на ее фоне, как на киноэкране, явственно проступает тень огромной головы зверя.

«Веня, точно— медведь»,— почему-то шепотом говорю я и мгновенно вскакиваю. Мелькает мысль: «Все оружие в самолете, откуда здесь, в этом мертвом царстве, медведь?»

В этот момент тень исчезает. Я бросаюсь к рукавообразному выходу, быстро расшнуровываю его, высовываю голову и прямо нос к носу сталкиваюсь с медведем. Черные губы отвернуты, а по массивным желтоватым клыкам течет слюна. Увидев меня, медведь испуганно фыркает и отскакивает. Я с не меньшей скоростью бросаюсь к задней стенке, вспарываю ее ножом, чтобы добраться до самолета, и вижу такую картину. В лучах ослепительного, холодного солнца стоит Черевичный с ведром и стучит по нему стартовым флажком. Рядом с ним с горящей паяльной лампой магнитолог М. Острекин и с железной лопатой бортмеханик Д. Шекуров. Грохоча «оружием» и истошно крича, они медленно наступают на неожиданного пришельца, который,