Юный Натуралист 1984-12, страница 41

Из-за сухих метелок травы, решив, что беда миновала, показался заяц, и сразу же от каменного выступа оторвался зоркий хищник.

Вскочил заяц, ударил в землю сильными задними лапами, да поздно... Острые ножи орлиных когтей вонзились в заячью спину. Заверещал косой, отчаянно дернулся и скатился по ущелью серым мячиком — не смог'орел удержать добычу.

Второй круг сделал орел, а заяц и не думает бежать, видно, бывалый. Перевернулся на спину, подобрался и ждет. Когда орлиные когти были готовы схватить длинноухого, заяц ударил задними лапами. Брызнув веером, рассыпались орлиные перья. На кривых ногах закружил хищник вокруг зайца, но всюду его встречали сильные заячьи ноги.

Я бросился из своей засады на помощь.

Орлиная голова была в крови, но я понял — это кровь зайца. Из ржавого клюва виднелось лезвие языка. Орел глянул на меня янтарным глазом и заковылял прочь, распластывая метровые крылья. Под кустом, рядом с местом поединка, замер заяц.

Я шагнул к нему, но он отпрыгнул и скатился в репейник. Мелкими прыжками все дальше уходил заяц — к расщелине, от нее к кустам.

Гнаться за ним было бесполезно. Я собрался повернуть назад, как увидел, что косой, добравшись до огромного валуна, привалился к нему и затих. Я подошел к онемевшей фигурке, поднял зайца за липкий загривок. Левое ухо его висело на полоске кожи, срезанное орлиным клювом, шерстка топорщилась клоками.

Из последних сил заяц рванулся из рук и разодрал до крови мое колено. Рюкзак за спиной был пуст. Одной рукой я снял его, развя

зал, другой — засунул трепыхавшегося зверька внутрь.

Вечером ободранные бок и спина зайца были залиты йодом, и раненый остался у меня.

Несколько дней заяц дремал и ничего не ел. Он жался по темным углам — не мог привыкнуть к человеческому жилищу.

Я понял это и, как только раны стали заживать, подселил косого к домашним кроликам. Только опять ничего не вышло. Тихая кроличья жизнь была для него чужой. Он бурчал на смирных соседей, бился о дверцу клетки, и однажды мне пришлось открыть ее... Сперва заяц помедлил, затем сделал первый неуверенный прыжок и прижался к земле.

Я свистнул. Тут мой заяц дал деру, да так, что белая латка под куцым хвостом лишь сверкнула.

Остановился он на вершине холма. Поднялся на задних лапах, востря единственное ухо, оглянулся.

Я понял, что он прощается.

Безухий вернулся в свой опасный свободный мир.

УЛАРЫ

Густо-зеленая днем пастбищная трава на вершине горы ранним весенним утром прикрыта легкой изморозью и окрашена восходом в розовое. Над лугом нависают черные скалы. В резком контрасте вершинных снегов, наготы камня, зелени долин — первозданная суровая красота, дополненная глубокими прорезями