Юный Натуралист 1985-06, страница 25

24

Перевалив через неведомые европейцам горы Бурхан-Будда, Пржевальский открыл еще два новых хребта — Шуга и Баянхара. Никаких дорог в этих тибетских пустынях не было — только звериные тропы вились среди глинистых солончаков, на которых росли одни серо-желтые лишайники.

С каждым днем переходы делались все труднее. В разреженном воздухе даже развести огонь было сущим мучением. Одежда путешественников давно превратилась в лохмотья. Сапоги вконец сносились, и к старым голенищам приходилось подшивать куски шкур. Но четыре смельчака шли вперед. Пустыни и горы отступали перед их отвагой. От родины путешественников отделяли тысячи верст пути. И путь этот лежал через самое сердце Гоби — систему высокогорных полупустынь, сравнимых, пожалуй, только с Сахарой.

Осенью 1873 года экспедиция вернулась в Кяхту, пройдя за три года 12 тысяч километров. Три года постоянных лишений, опасностей и каторжного труда! Пржевальский возвращался на родину с бесценными научными дарами. Впервые в истории человечества были стерты с карт огромные «белые пятна». 10 тысяч экземпляров растений, насекомых, пресмыкающихся, рыб и млекопитающих привезла экспедиция в Петербург. Многие из них были совершенно неизвестны ученым. Имя Пржевальского облетело весь мир и было поставлено рядом с именами Крузенштерна и Стенли, Семе-нова-Тян-Шанского и Ливингстона. Русское и Парижское Географические общества присудили ему золотые медали.

Слава могла бы вскружить голову любому человеку, но только не ему. Он жил отшельником у себя на Смоленщине, охотился и писал книгу «Монголия и страна тангутов». Закончив ее, он снова ринулся в Неведомое.

На этот раз экспедиция состояла из девяти человек. Ближайшей ее целью

были берега реки Тарим и озера Лобнор. Лобнорская пустыня оказалась самой дикой и бесплодной из всех, «хуже ала-шанской», по словам Николая Михайловича. Идя берегом Тарима, экспедиция открыла реку Черчендарью. А вскоре вдали замаячили вершины Алтынтага. О существовании этого хребта никто в Европе еще не знал.

Здесь, в горах, продутых всеми ветрами, Николай Михайлович отпраздновал десятилетие своих странствий. И в этот же день, 15 января 1877 года, словно сама судьба преподнесла путешественнику драгоценный подарок. Он увидел дикого верблюда, о котором сообщал еще Марко Поло, но которого до сих пор не встречал ни один европеец! Нечего и говорить, как счастлив был Пржевальский, когда ему удалось раздобыть целых четыре шкуры этого невиданного зверя. В отличие от своих домашних собратьев дикий верблюд может лазить по крутым скалистым склонам, словно горный баран.

Спустившись с высот Алтынтага, экспедиция весной вышла к болотистому озеру. «Здесь пустыня,— записал Николай Михайлович,— одолела реку, смерть поборола жизнь. Но перед своей кончиной бессильный уже Тарим образует разливом своих вод тростниковое болото». Это и был заветный Лобнор, о место- • нахождении которого спорили тогда все европейские географы. Загадка была разгадана!

Отсюда Пржевальский собирался идти в Тибет, но внезапно заболел. У него распухло лицо, болело горло, по ночам трясла лихорадка. Полуживым Николая Михайловича привезли в русскую крепость Зайсан. И только месяца через три он начал поправляться.

Через год, 21 марта 1879 года, Пржевальский вновь отправился в Центральную Азию. Кроме казаков, у него теперь было трое помощников. Один из них, Всеволод Роборовский, прекрасно рисовал, и Николай Михайлович очень радовался, что его новая книга будет иллюстрированной.

На этот раз экспедиция прошла через северо-западную окраину Гоби — Джун-гарскую пустыню. Вот она, дикая лошадь, которую потом назовут лошадью Пржевальского. Шкура этого великолепного животного, привезенная в музей Академии наук, была в то время