Юный Натуралист 1986-12, страница 42

41

ковка» поддержала его, и этот громовый дуэт прокатился в белом арктическом мире как гимн людям, победившим грозный океан, мрак, стужу, лед и безмолвие.

Наконец наш проводник застопорил машины. «Морковка», хрупая льдинами, как сахаром, самостоятельно поползла к причалу. Уже видно было, как от домов и домиков поселка цепочками бегут люди. Но первыми к причалу успели собаки.

Пегая стая выскочила на лед и принялась дружно лаять, показывая здоровенные белые клыки.

А судно лезло и лезло сквозь лед и вдруг встало, отошло назад, еще разок крепко ударило в край припая. Раздался звон и скрежет, и, сколько «морковка» ни пыталась продавить край старого льда, вмерзшего еще с осени в причал, пробиться ей не удавалось. Откололась только небольшая льдина, на которой все еще веселилась собачья стая.

Лайки стали быстро перебираться на несокрушимую твердь припая. Только один молодой пес продолжал усердно гавкать на отломившейся льдине, отбрасывая задними лапами снег и не замечая опасности.

Ледокол вновь пошел на выручку незадачливой «морковке», нос его уже почти навис над льдиной, где лаял юный и глупый пес. Льдину тянуло в просвет между судами, а трещина между припаем и льдиной стала так велика, что лайка уже перепрыгнуть ее не могла.

Пес в панике бросился в холодную воду и поплыл. Но бедняге не хватало сил выгрести до спасительного берега. Взвизгивая и скользя когтями, пес выбрался на небольшую льдинку, попавшуюся на его пути. Намокшая шерсть моментально схватилась льдом. Пес дрожал и скулил. А его случайное убежище, крутясь, шло в просвет между судами.

И вдруг радиоголос загремел на ледоколе: «Боцман! В чем дело? Почему собака на курсе?» Капитан поставил машины на «стоп», и ледокол шел только по инерции.

На палубах обоих судов, на берегу стояли люди, пытаясь хоть чем-нибудь помочь замерзающей и скулящей лайке. Кто-то метнул спасательный круг, впрочем, неизвестно зачем. Потом полетели доски. С нашей палубы кто-то пытался забросить лассо на собаку. А пес, судя по всему, замерзал.

И вдруг стало видно, как человек скользнул по веревке вниз по борту ледокола и повис, почти касаясь ногами воды. Он держал в руке багор, которым старался достать льдину с собакой. Это удалось не сразу. Собака подползла к краю льдины, и человек, ловко изогнувшись, ухватил пса за шиворот. Так их и подняли на палубу.

— В баню его! В душ! — кричали ребята с нашего судна на ледокол, который вновь пошел крушить край старого льда.

Спасенного я увидел часа через два, когда он выскочил из какого-то люка на палубу.

Видимо, его вымыли, высушили и накормили. Он мчался как мохнатая комета вдоль палубы, сразу обнаружил трап, ведущий на причал, и, чуть не сбив вахтенного, он не сбежал, а скатился на земную твердь.

— Во, нахал какой! — сказал кто-то.— Спасли его, отогрели, а он бежит, даже спасибо не сказал.

Пес вдруг остановился, открыл розовую пасть и тявкнул два раза звонко, будто приглашая следовать за ним. Кто-то помахал ему вслед.

Пес постоял еще минутку и весело побежал в гору, к домикам поселка.

В. ЛЕБЕДЕВ

От редакции. В предновогодье испокон веку люди вспоминали о чудесах, небылицах и суевериях. Много суеверий было связано с животными. Именно этой теме и посвящен новый рассказ из цикла «Чистый Дор» писателя Юрия Коваля.

АИСОВИН

Дом наш, как сторожевой пост,— стоит на краю деревни, и бывает, я часами просиживаю у окна, гляжу на темные еловые гривы, на чистое поле, уставленное почерневшими от дождей стогами.

Однажды поздней осенью я увидел, как мелькнула в поле огненная косынка. Это была лиса.

Она петляла от стожка к стожку, иногда останавливалась, прислушиваясь к собачьему лаю.

Добежав до дяди Зуевой бани, лиса обошла вокруг нее и оказалась на дороге, прямо под окнами нашего дома. Заглянула в окно и замерла, увидев меня. Мельком посмотрела в глаза, легко прянула в сторону и скрылась за сараями.

Лисы-огневки вообще-то встречаются редко, а такого ярого цвета я раньше вообще не видал. С цветом рябиновых гроздьев можно было сравнить его — не тех, почерневших, ударенных морозом, а сентябрьских, полыхающих свежим и сочным огнем.

Только кончики ушей да чулочки на ногах были у огненной лисы черные.

— Да это не лиса,— сказал дядя Зуй.— Это Лисовин.

— Какой Лисовин?

— Да ты что это? — удивился дядя Зуй.— Лиса ведь баба, а Лисовин — сам себе господин.

Дня через два забежал к нам Колька Кислое, завскладом.

— Ну, охотнички! — закричал он.— Дайте пороху и дроби! Иду со склада — навстречу лиса! Шкура — кровяная, и прямо в глаза глядит! Схватил палку, только замахнулся, а