Юный Натуралист 1988-03, страница 46

44

соковольтными электрическими проводами. Теперь почти на каждой — воронье гнездо.

Я даже видел их гнездо на подъемном кране, на высоте третьего этажа. Кран работает, гудит моторами, рабочие вокруг ходят, кричат, электросварка сверкает, машины ездят, а воронята знай катаются себе туда-сюда в гнезде и ни на что внимания не обращают.

Я обнаружил одно гнездо на тополе прямо на Садовом кольце, где машины ревут круглые сутки. Ветка, на которой они его построили, чуть ли не до троллейбусных проводов дотягивалась.

Но ведут себя вороны осторожно, человеку никогда не доверяют. Сразу на гнездо не прилетают с кормом, а сядут где-нибудь в стороне, осмотрятся и лишь потом — скок-скок с ветки на ветку — несут птенцам корм. И птенцы начинают горланить, только когда подрастут. А пока маленькие — ведут себя тихо.

Серых ворон сейчас расплодилось — дальше некуда. Птицы это довольно вредные, когда их много. За городом они разоряют гнезда не только малых птиц, но и уток, куропаток, фазанов.

В городе же они, например, безжалостно ловят маленьких утят-пуховичков. Они хватают их прямо с воды. Ведь на городских прудах нет спасительных зарослей тростника или камыша.

Нападают они и на голубей, особенно на слабых, больных, на птенцов неопытных. Недалеко от моего дома они пытались заклевать котенка, но только я их разогнал.

Вот как вороны разбойничают.

Д. ЖИТЕНЕВ

МУЗЫКАНТ

Я шел поймой маленькой безымянной речки, тихо струящейся среди низких травянистых берегов. Прыгал с кочки на кочку, обходил бочажки, схваченные прозрачным ледком. Снежно хрустела под ногами замерзшая трава. Ночной дождик застыл и повис на ней бело-бархатной бахромой. Реку тоже сковали забереги, и лишь на самой середине, крутясь на живом еще течении, плыл, изогнув кверху тоненький черенок, осиновый лист.

Вдруг какой-то странный звук — будто кто-то легонько ударил в серебряный колокольчик, привлек мое внимание. Я остановился и прислушался. Звук повторился. «Дзон, дзон»,— мягко разлилось в морозном воздухе.

Звук рождался где-то рядом. Но где? Он возникал, казалось, из ничего, заполнял все пространство, вспыхивал коротким эхом и, замирая, плыл ввысь, к серому небу.

Осторожно ступая, стараясь обходить хрусткие лужи, я пошел на звук и вышел к большому бочажку, такому прозрачному, что сначала мне показалось, будто вода в нем не замерзла. Ночной мороз сковал ее гладь в безветрии, и

осока, вмерзшая в тонкий ледяной покров, была видна по всей длине стебля. А воды под тонкой прозрачной пленкой не было, она ушла, впиталась в землю, и стянувшая берега ледяная «крыша» слегка провисла под собственной тяжестью.

«Дзон, дзон»,— раздалось совсем близко. «Что же это? — я недоуменно оглядывался.— Что же это такое?»

Метрах в десяти от меня, в центре озерка, на льду сидела ворона. Я был скрыт от нее кустами, и она меня не видела. Ворона тянула что-то вмерзшее в лед, наступала ногой, била клювом. И тотчас в воздухе возникал густой мягкий звон.

«Дзон, дзон»,— бьет ворона. «Дзон»,— отзывается ледовая мембрана. «Дзон»,— поет воздух. Ворона склоняет голову набок и прислушивается. Снова бьет клювом. И вновь замирает, слушая. Стараясь разглядеть, чем именно хочет поживиться ворона, я высунулся из-за куста. Ворона увидела меня и улетела. Я подошел поближе и, пробуя толщину льда, несколько раз стукнул по нему носком сапога. «Дон-дон»,— туго отозвался лед. Я надавил посильнее, лед подался, хрустнул, белыми стрелками побежали по нему трещинки. Я отступил. Не ломать же «музыкальный инструмент» только из-за того, чтобы узнать, что там клевала ворона.

Чтобы еще раз вызвать лед на песню, поднял комок земли и бросил на лед, ближе к центру. «Дзон!» — густо отозвался он; «шш-шон» — скользнули по льду крохотные комочки, разлетевшись от удара.

На пути домой мне попадается еще несколько замерзших бочажков. И побольше первого, и поменьше. И у каждого свой «голос». Я не знаю, от чего это зависит: от глубины или барабанной пустоты под «крышей», от ширины бочажка или от толщины льда, но всякий бочажок имеет свою неповторимую песню, похожую на песни других бочажков только тем, что она прекрасна.

В. КОНОНОВ

НЕ МОЖЕТ БЫТЬ!..

Одна хорошо знакомая мне ворона, постоянно живущая у Савеловского вокзала, на любые превратности судьбы, поджидающие ее с утра, отвечает трехкратным или пятикратным «кра». А систематические горести вороны закономерны. Я уже не говорю обо всех бедствиях, а только о ежегодно возникающей проблеме выведения потомства.

Если гнездо не собьют во время насиживания яиц или в те дни, когда из него торчат две-три благополучные головки, то не миновать самого опасного времени, когда родители птен