Юный Натуралист 1988-04, страница 48

46

кому брюшку тесно прижаты прозрачные крылышки, притаилась в траве.

— Все правильно,— говорит он Наташе.— Осенью водомерки вылезают на берег и прячутся в укромном месте — под корой пней, во мху, впадают в оцепенение. Так им легче перенести стужу и бескормицу.

— Алеша, а почему водомерка не тонет? Может быть, на концах ее ножек есть какие-то расширения — типа таежных лыж?

— А это мы сейчас увидим! — Алеша сажает насекомое на ладонь, и оно неуклюже двигает широко расставленными длинными и тонкими конечностями. Достает из кармана лупу. Настоящему натуралисту без нее никак нельзя.

— Ничего подобного! — констатирует он уверенно.— Посмотри...

Наташа щурит левый глаз и заглядывает в

лупу.

— Ноги как ноги, без «лыж».

— Да они...— Алеша задумывается,— водомерке и ни к чему. Насекомое настолько легкое, что просто не может прорвать пленку поверхностного натяжения воды.

На следующий день, в школе, учительница, которой друзья расскажут о своей находке, подтвердит их выводы и добавит:

— Чтобы ноги у водомерки не смачивались водой, они покрыты специальным веществом.

...Однажды майским вечером, когда окна в соседних домах горели ярко и резко, Наташа вдруг особенно остро почувствовала, что их улица, недавно выросшая на окраине деревни, выглядит удручающе голо и неуютно. Украсить ее могли бы деревья. Наташа поспешила к Алеше, благо, он живет недалеко, на той же улице.

— Отлично! — обрадовался Алеша, внимательно ее выслушав.— Только что же мы одну нашу улицу озеленять станем? Давай всю деревню.

— Здорово! — глаза у Наташи засияли.— Но... справимся?

— С ребятами поговорим. А потом обойдем столовую, Дом культуры, почту, детский сад— спросим, сколько деревьев они хотели бы посадить. И каких.

На следующий день после уроков Алеша и Наташа поговорили о своей задумке с другими ребятами. Озеленять деревню вызвались двенадцать человек. Валентина Алексеевна, директор Дома культуры, к предложению школьников тоже отнеслась с интересом и пониманием. Дело налаживалось. В сельсовете ребята получили разрешение на озеленение, собрали от учреждений необходимые сведения. Все шло как нельзя лучше. И вот в один из погожих сентябрьских дней были доставлены из леса молодые деревца. Их посадили и стали поливать.

Наступила зима. Невесомый снег то зависал неслышно, то метался под порывами ветра, сек лицо и глаза.

Но вот и зима пошла на убыль. Все меньше

оставалось снежных заплат, все теплее становилась земля. В прошлогоднем сухотравье весело золотились веснушки мать-и-мачехи. Лиловыми, желтыми, голубыми первоцветами запестрел апрельский лес. То тут, то там загорелись золотые звезды чистяка. Дружно высыпали на полянки компанейские перелески.

Наташа и Алеша каждый день приходили к деревьям, с тревогой и надеждой следили за ними. Прижились ли? Распустятся, зашумят листвой?

Однажды друзья заметили, что почки на их деревьях как бы припухли. Они напоминали язычки пламени или крохотные подковки. Долго в тот вечер не отходили ребята от деревьев.

А через несколько дней почки треснули, раздвинулись их красноватые, серые, шоколадные чешуйки, и появились первые, нежные и клейкие листочки. Прижились деревья.

Ю. КРАСНОЩЕКОВ

РОМАШКОВАЯ ПОЛЯНА

Я бывал здесь чуть ли не каждый день. Приезжал обычно вечером после работы, садился на потемневший от времени еловый пенек и смотрел. Просто смотрел на белое чудо, раскинувшееся у моих ног. И от сердца отходили мелкие суетные невзгоды. Жизнь казалась удивительно чистой и прозрачной, как лесной ручей, что журчал за моей спиной в ольховой лощине.

Правда, иногда мне было немного странно, что небольшая, сплошь усыпанная золотисто-белыми крупными ромашками поляна остается целой и невредимой здесь, неподалеку от города. Но проходил день за днем, а цветы по-прежнему жили своей жизнью. По-прежнему над ними ласково гудели шмели, и, точно отвечая им, в такт слабым порывам ветра ромашки задумчиво покачивали головами.

Потом я не был на поляне несколько дней. Но наконец-то выбрал вечерок и на велосипеде, как всегда, покатил по большаку к своим ромашкам. Знакомый поворот. Но что это?! Лесную заброшенную дорогу разрезали колеса автомашины. Невольно ускорил шаги. Вот и ромашковая поляна. Ее было не узнать... Прямо посредине в ошметках грязи пролегла автомобильная колея. С краю, напротив елового пенька, чернели головешки потухшего костра. Рядом валялись пустые консервные банки, осколки битых бутылок, обрывки газет. От былого ромашкового чуда остались лишь редкие золотисто-желтые островки. Я прошелся по поляне, на которую еще совсем недавно не смел ступить, посидел на любимом пеньке. Но прежнего чувства спокойствия и умиротворения не наступало. Напротив, в душе поднялись боль и обида.