Юный Натуралист 1988-10, страница 34

вых, и у себя на родине, в тропических лесах Восточной Азии, даже одно дерево может образовать целую рощу.

Об одном его ближайшем родственнике — гигантском баньяне — рассказывает наш гость Евгений Николаевич Бузни. Ему довелось побывать в Индии, где он видел это дерево. Подсчитайте, сколько видов животных обнаружил на нем путешественник.

ПТИЧИЙ ГОРОДОК

Фикус и баньян роднит прежде всего способ размножаться при помощи корней, тянущихся к земле с веток. Те корни, которые достигают почвы, врастают в нее, превращаясь в самостоятельные стволы, но не отрываются при этом от материнского растения.

Дерево баньян, о котором пойдет речь, поражает прежде всего размерами. Оно, правда, не может соперничать со своим древним двухсотлетним собратом, «Великим баньяном», из ботанического сада Калькутты, который имеет более 600 корневых стволов.

Наш несколько моложе и поскромнее. Но в его благодатной тени можно без труда спрятать десятка два автомобилей, и сотни человек в состоянии расположиться здесь без боязни, что кто-то окажется на жарком солнце. К счастью, на зеленой лужайке под деревом не собираются люди и не останавливаются на длительный отдых машины.

У баньяна есть еще одна особенность — он дает возможность самым различным видам животных жить возле него.

Еще издали я обращаю внимание на верхушку дерева. Там сидят огромные грифы — «птичьи слоны». Кажется, специально для их сильных цепких лап вытянулись над кроной толстые концы веток, свободные от широких овальной формы листьев. Долго почти неподвижно могут сидеть они в ожидании добычи, чтобы при виде раненого или больного животного тут же расправить широкие серые крылья, плавно опуститься и выполнить свою миссию санитара природы.

Орлы и коршуны не уступают первенства грифам и сидят на ветках рядом с ними. Их серые фигуры чуть поменьше, но в них скрыты сила и ловкость. Они не так спокойны, как грифы, ведь их жертвы летают и бегают, ползают и прыгают,

поэтому головы орлов резко поворачиваются то вправо, то влево, зоркие глаза следят за всем происходящим вокруг.

Ярко-белые цапли с цветными клювами и хохолками на фоне густой зеленой листвы выглядят елочными украшениями. И лишь в период высиживания птенцов цапель, устроившихся в гнездах в глубине листвы, почти не видно.

Черные вороны с блестящими, постоянно раскрытыми в жару клювами летают везде, но, конечно, стараются держаться подальше от орлов. Они расположились на нижних этажах ветвей, высматривая, что можно украсть у людей.

Зато ожерелловые попугаи с красными клювами нимало не заботятся о том, что их резкие громкие крики привлекут к себе внимание обладателей острых когтей и клювов, стайкой проносятся на большой скорости к дереву и шумно рассаживаются на концах тонких веток. Перелетая поминутно с одной на другую, они перебираются вглубь, поближе к стволу. Наконец, устроившись на толстых ветвях, замолкают и становятся совершенно невидимыми, сливаясь с зеленью листьев.

Мелких птиц почти не видно, так как для них каждый лист становится укрытием, но их отлично слышно, особенно на заходе солнца или ранним утром, когда они поднимают такой гам, что за ним уж не услышишь ни воркования дикого голубя, ни крика орла, ни даже громких голосов беспокойных скворцов.

Древесная змея, невидимая на фоне коры, легко поднимается по корявым стволам, и горе тому, кто заметил ее слишком поздно. Да и зеленую куфию, змею тонкую и изящную, выделяющуюся красотой и коварством, не всегда отличишь от молодых отростков ветвей.

С наступлением сумерек птичий город постепенно засыпает. Послышится усталый голос синей птицы, громко захлопает крыльями, усаживаясь поудобнее, цапля,