Юный Натуралист 1989-05, страница 12

10

проснулся однажды от фырканья, храпа оленей. Из дома слышно. Открыл дверь — земли не видно. Олени как -будто текли по склонам. Был год, когда охотоведы целый час летели на небольшом самолете от начала стада до его конца.

Вот это действительно огромное стадо,— заключил Артем.

Но и в эту весну оленей немало. Тысячами переправлялись они через Пясину. Волны прибива

ли к берегам линную шерсть, скатывали ее в мокрые валики, которые лежали у уреза воды.

Тундра в эту пору живая передача «В мире животных», как говорит Артем. Пологие берега Пясины истоптаны гусиными следами. Лужи грязные, как на проезжей дороге. Гуси замутили воду своими клювами. Неподалеку жались друг к другу маленькие озерца, всего метров по десять шириной. На них сидели гаги-гребенушки, утки-морянки, серые утки. На бровках суетились кулички разных цветов и размеров.

По мочажине шнырял куличок. Я ждал: подбе

жит поближе, чтобы сфотографировать покрупнее. Оказалось, встал неудачно: куличок продвигался только против ветра Стоило заити с наветренной стороны, сразу сфотографировал его как хотел.

На прогретой солнцем крыше бани лежал куро-пач. Он с самодовольным видом нежился на солнце, посматривал на меня и не хотел улетать. Забеспокоился только, когда до него осталось шага три. Встал и закыркал грубым голосом. Я навел фотоаппарат, щелкнул несколько раз и отошел. Он опять поджал лапки, улегся и вытянул крыло.

Это доброе расположение куропачьего духа объяснялось просто. Рядом с баней, в куртинке бурой травы, устроила гнездо куропатка.

Наконец настало время идти в колонию красно-зобых казарок.

Над тундрой необъятное небо. В других местах его порой не замечаешь. А тут, в этих просторах — и впереди, и над тобой огромный купол с акварелью легких облаков. И часто — лента снежных лебедей на голубом.

Казарки заметили меня издали. Вылетели навстречу, с тревожными криками летали вокруг. Всю весну паслись они вот на этом взгорке, как домашние гуси щипали траву.

Впереди, поджав лапки, лежала казарка. Встала, тревожно вытянула шею. Взлетела с криком. Рядом другая замахала крыльями. Ее и не заметил вначале: сидела в ямке на гнезде. Пять крупных зеленоватых яиц. Лоток гнезда густо выстлан пухом.

Пошел к центру колонии. Птиц и криков еще больше. Взмыл сокол. Он, конечно, ринулся бы в атаку, если бы на моем месте был, например, песец.

Вдоль берега озера высились похожие на большие стога бугры земли. Их вытолкнула из себя мерзлота. Местами они поросли травой, но больше по склонам голой земли. На буграх и перед ними гнезда казарок. Соколиное гнездо тоже на одном из таких земляных «стогов». Но не на верхушке, как я ожидал, а в полвысоты, на уступе. В двух-трех шагах от гнезда соколов гнезда казарок. Даже на самой вершине гнездо какой-то казарки. Как будто она правила всей этой колонией и соколами тоже.

Соколы бросались в пике, и страшно было в то короткое время, когда не следил за ними, а смотрел в аппарат, направленный на гнезда. Щелкал фотоаппаратом и сразу поднимал руку, защититься от соколов, если они вдруг

захотят не напугать, а

j ^т

ударить.

Надо быстрее уйти, дать успокоиться птицам. Казарки уже возвращались в гнезда, особенно в те, где белели яйца. А многие казарки, предупрежденные криками первых встретивших меня птиц, успели закрыть яйца пухом Заботливо, как тепленьким пуховым одеяльцем прикрыли своих будущих детишек.

Я побежал из колонии. Сокол ринулся на меня. Не переиграть бы. Вдруг ударит по-настоящему. Ведь он иногда пикирует на добычу со скоростью до трехсот шестидесяти километров в час. Можно