Юный Натуралист 1990-04, страница 14

Значит, они просто-на

просто греются, «загорают» от безделья? Но вот в одной книжке я вычитал, что даже в это межсезонное время муравьи работают, нося в свой дом... тепло. Как? А так... Нагревшийся на солнце муравей спускается в подземную часть холмика (а она не меньше надземной), быстро там охлаждается и вновь поднимается наружу греть бока. Встречные потоки разогретых и остывших носильщиков то же самое, что циркулирующие пар или вода в трубах отопления нашего дома...

К приходу настоящего тепла, когда только-только просыпается основная масса мушек, личинок, жучков и прочих «козявок», когда они еще потягиваются и «зевают», работяги муравьи давно на ногах, в своих непрерывных хлопотах. К этому времени они уже обогрели жилье, слазали по стволу березы на «седьмое небо» — за живительным соком — и теперь бодро бегают по охотничьим тропам, атакуют вредителей леса, ремонтируют и бесконечно перестраивают свои хвойные хатки. Ни

разу не видел я праздно шатающихся либо отдыхающих возле непомерной ноши муравьев. Смотришь на кипящую, бьющую ключом жизнь муравейника и невольно позавидуешь: «Вот бы и тебе такую энергию, такую удивительную работоспособность!» С этой мыслью я и разговляюсь каждую весну терпкой муравьиной кислотой. Делаю так: слюню конец длинной былинки, держу ее с минуту в муравьиной гуще, а затем, стряхнув прицепившихся «солдат», дегустирую.

Подножие муравейника, возле которого я лакомился нынче, оказалось устланным слипшимися в монолит палыми листьями. Тонкая и отзывчивая на легчайший удар «отмост-ка» вокруг муравейника и помогла мне не только узнать нечто новое о муравьях, но и задуматься над кажущейся безобидностью наших частых визитов к их жилищам.

В этот последний раз я добывал муравьиную кислоту коротенькой веточкой. Возле холмика пришлось присесть... И вот стоило опустить на муравейник веточку и шевельнуть ею, чтобы раззадорить «стреляющих» кислотой муравьев, как тотчас услышал глуховатый и тревожный шум. Казалось, будто на сухие листья вокруг муравейника густо посыпалась снеговая крупка. Убрал ветку — все смолкло. Положил — снова низкое, многотысячное — шух-шух-шух! Да это же затопотали по листьям встревоженные муравьи! Можно представить, какие резкие и сильные сигналы опасности подавали под

вергшиеся «нападению» веточки муравьи, если состояние тревоги мгновенно передавалось всему муравейнику. Усилить бы многократно удары по листьям тысяч муравьиных лапок, и мы приняли бы их за топот толпы, бегущей на пожар, либо за гулкий перестук солдатских сапог на пограничной заставе, поднятой по команде «В ружье!».

Поразмыслив над этим, я как бы взглянул на себя со стороны, глазами крохотного муравья (а сказать точнее — воспринял себя чуткими антеннами его усиков). Огромное двуногое чудовище, которое вот-вот запустит в муравейник лапу... И разве не подобным образом поступают иные недоросли, которые с питекантропьей улыбкой созерцают великую суматоху в разворошенном ими холмике? Прибавьте к этому урон, наносимый колониям муравьев рыболовами, владельцами певчих птиц, доморощенными лекарями, заготовителями леса, наконец, естественными врагами муравьев — и вы поймете, в какой постоянной опасности живут наши санитары леса. Поймете и причину, по которой в наш век туристов, грибников, ягодников у муравьев стал срабатывать инстинкт тревоги при одном лишь виде человека, протягивающего к ним руку с соломинкой. А если поймете, будете наносить визит к муравейнику с великой осторожностью, посматривая при этом не на него самого, а себе под ноги, где так же колобродят муравьи-заботники.

Юрий ЧЕРНОВ Рис. Ю. Рябинкиной