Костёр 1960-06, страница 13

на волне. До полного прилива оставалось полтора часа.

И он пришел вовремя, возвестив о себе звучным шлепком по корме лодки.

— Взялись, — сказал орнитолог. — Только очень не напрягайся, у тебя закружится голова.

Виктор ухватился за колок. Он тянул изо всех сил, и голова у него действительно закружилась, а перед глазами поплыли разноцветные шары.

— Теперь нужно ее постепенно сталкивать, когда вода будет уходить, — сказал орнитолог. — Я буду смотреть, а ты иди ложись. Я позову.

— Я сейчас лягу, — согласился Виктор.— Только я забыл вам сказать: я видел мертвых птенцов... Там, у озера... где кормушка... Они плавают в воде.

— Какие птенцы? Что за чушь?

— Десять штук. Они плавают кверху брюхом, — упрямо повторил Виктор.

— Идем, покажи.

— Я устал, — сказал Виктор.

— У кормушки?

— Да.

— Я сейчас вернусь, — сказал орнитолог.

Как только орнитолог скрылся в лесу, Виктор столкнул лодку. Он греб торопливо, чтобы выбраться из бухты, прежде чем вернется орнитолог.

В бухте вода была сравнительно спокойной. С моря сюда приходил невысокий накат. У выхода в море Виктор придержал лодку. Совсем рядом, отделенные незримой чертой, шли вдоль острова разваливающиеся шипящие волны. Они были неторопливы и неутомимы. Им не было конца.

Виктору стало страшно. Он нерешительно поднял весла, затем опустил, снова поднял и понял, что если промедлит еще несколько секунд, то уже не найдет в себе мужества и повернет обратно. Виктор взглянул на берег и увидел орнитолога. Тот шел, оступаясь на камнях, махал рукой и кричал что-то неслышное.

Виктор сделал гребок. Лодка пересекла черту.

Волна легко и цепко подхватила лодку, вздыбила ее и с наслаждением шмякнула носом об воду. Заплясал, наклоняясь и раскачиваясь, пьяный берег. Лодка опустилась в провал, и над бортом выросла зеленая стена с прожилками пузырьков и пены. Виктор, холодея, ткнул веслами в эту стену, и лодка медленно полезла наверх. Она взобралась на гребень и снова шлепнулась об воду обнажившимся днищем.

Виктор ловил веслами ускользавшую воду, стараясь держаться вразрез волне. Ему было страшно. Так страшно, как никогда в жизни. И сейчас в голове у него проносились несвязные мысли о том, что он раньше не всегда поступал так, как нужно, и что теперь, если все кончится благополучно, он начнет какую-то новую, справедливую и честную жизнь. Он не мог вспомнить ничего толком: какие-то дома, знакомые лица возникали в памяти, не задерживались и исчезали, как во сне. Но в то же время он видел все, что было вокруг: видел раскачивающийся берег, потеки смолы в пазах лодки, свои пальцы с посиневшими ногтями и белую фигуру человека, стоявшего на мысе.

А руки Виктора сами делали то, что нужно, и лодка почему-то не переворачивалась. Волна стала меньше. Виктор понял, что прошел самое опасное место — мелководье. Он рассчитал правильно. Остров прикрывал от ветра. Настоящий шторм начинался дальше, за лудой, к которой он плыл.

Но и того, что ему досталось здесь, было вполне достаточно.

Когда лодка, поднятая волной, вылезла на камни, Виктор не сразу нашел в себе силы выйти. Некоторое время он просидел неподвижно, не обращая внимания на гулкие удары в днище. Он вылез прямо в воду. Подтянул лодку. Опять закружилась голова.

На макушке луды Виктора атаковали крачки. Они поднялись в воздух и по очереди пикировали на него, злобно, не по-птичьи взвизгивая. Закрывая лицо руками, он подошел к гнезду. Гага тяжело вымахнула из куста. С отчаянной материнской храбростью она плюхнулась рядом и заполоскала крыльями, отводя Виктора. Виктор положил в шапку восемь тяжелых теплых яиц. Чувствуя, как странно подгибаются и слабнут ноги, он спустился к лодке.

И все повторилось снова.

Опять раскачивалась и валилась набок лодка. Опять раскачивались небо и берег. И полоса бешеной воды у входа в залив... И странно белая фигура орнитолога на мысе.

Виктор вышел в бухгу.

Орнитолог стоял на берегу в одном белье. «Он разделся, чтобы плыть», — подумал Виктор.

— Ты выдумал вздор с птенцами ради этой прогулки? — тихо спросил орнитолог.

— Да, — отозвался Виктор. — Да! — повторил он звонко, потому что сейчас был счастлив. — Вы бы меня все равно не пустили.

2*

11