Костёр 1960-06, страница 12

что, если надрезать кору березы, то из нее потечет сладкий сок. Виктор сунул руку в карман, чтобы достать нож, и вынул конфету. Он сразу забыл о березовом соке. Самая настоящая конфета в обертке, на которой нарисована земляника! Медленно развернув конфету, Виктор положил ее на ладонь. Она пахла земляничным вареньем.

Виктор посмотрел в просвет между деревьями, где виднелась неподвижная, ка-менно жесткая спина орнитолога. Пальцы Виктора сжались. Все так же глядя прямо на орнитолога, он сунул конфету в рот и с наслаждением, будто мстил, размолол ее зубами. В эту минуту ему очень хотелось, чтобы

орнитолог обернулся.

Потом сложил обертку, сунул ее в карман и вышел на берег.

Орнитолог обернулся, услыхав звуки шагов.

— Иди сюда.

Виктор подошел.

— Смотри, — сказал орнитолог, — как оживают в воде водоросли. Видишь, вон там до них еще не добрался прилив, — они мертвы. И посмотри на те, что в воде. Они распускаются, как цветы.

Виктор изумленно взглянул на орнитолога.

— Вы говорите со мной, чтобы мне меньше хотелось есть?

— А тебе очень хочется?

— Нет.

— Тогда возьми, — орнитолог достал из кармана смятый, обтрепанный по краям кусок хлеба.

Чувствуя, что краснеет, Виктор сунул руку в карман и до боли в пальцах сжал в кулаке обертку от конфеты.

— Я не возьму, — тихо сказал он.

— Послушай, мне приходилось голодать и больше. Ты понимаешь, я ведь все равно есть не стану.

Голос орнитолога был прежний, без интонаций. Он не просил и не требовал, но Виктор знал: орнитолог не станет есть этот

хлеб.

Виктор протянул руку и принял хлеб.

— Я думаю, до утра мы будем .дома, — сказал орнитолог.

Виктор отступил на шаг, повернулся и быстро пошел вдоль берега, прижимая хлеб к груди. Сейчас он не чувствовал ни голода, ни усталости. Обертка от конфеты шелестела в кармане и, казалось, шелест этот звучал громче шторма.

Виктор вышел на мыс. Ветер, свалившись с верхушек деревьев, ударил его в спину. Оступаясь на скользких, покрытых водорос

лями камнях, он подошел к воде. Оглянулся. Отсюда была видна лишь крыша кордона.

Виктор коротко размахнулся и швырнул хлеб так далеко, как только мог.

Потом он присел на камень и долго смотрел на двугорбую вершину за проливом. Семь километров вспененной воды лежало между ним и этим островом. Там вдоволь хлеба. В двадцати метрах от Виктора все еще маячил на воде бурый комок. Его несло на камни. Виктор подумал, что если хлеб прибьет к берегу, то будет очень трудно отказаться от него вто* рой раз. Подумал он также и о себе, о том, что он все-таки поступил честно, и от этого ему захотелось плакать.

Виктор отвернулся и стал смотреть на луду, на которой их застал шторм.' Она была совсем близко. Отсюда Виктор мог различить большой камень, возле которого его ударила клювом крачка. Там было ее гнездо. А в кустах можжевельника на макушке луды он нашел гнездо гаги: восемь больших теплых, яиц в пуховой корзинке...

Внезапная догадка заставила Виктора подняться на ноги. Восемь крупных яиц! Триста метров до великолепной горячей яичницы! И он может это сделать, потому что остров прикрывает от ветра путь к луде и волна здесь не так велика.

Назад он вернулся другим путем, сделав большой крюк, чтобы по дороге обдумать все как следует.

Орнитолог сидел в лодке и вычерпывал воду банкой из-под консервов. Солнце, проглянувшее в тучах, светило ему в лицо, обтянутое обветренной кожей, с желваками на скулах — лицо очень усталого человека. Виктор подобрал валявшуюся на берегу банку и тоже принялся вычерпывать воду. Он боялся, что орнитолог спросит его, зачем он убежал с хлебом, но тот ничего не спросил.

— Через два часа полный прилив, — сказал наконец орнитолог. — Нужно столкнуть лодку. Мне кажется, ночью будет тихо.

Но Виктору сейчас не хотелось, чтобы утих шторм. Он привезет восемь крупных яиц... Они съедят их — по четыре на каждого. Виктор должен так сделать, потому что конфета была съедена втихомолку, а потом орнитолог отдал свой хлеб. Виктор ждал прилива. Волны облизывали подсохшие камни и откатывались назад в море. Каждая следующая волна заходила чуть дальше предыдущей, но все же прилив надвигался мучительно медленно. Виктор отвернулся и решил считать до тысячи. Сосчитав до пятисот, он посмотрел на воду. Первый ряд фукусов уже всплывал

10