Костёр 1960-07, страница 13

При таких обстоятельствах я впервые увидел метеорит, названный впоследствии именем нашего поселка — «Долгая лужа».

...Утром я встретил друга на главной улице. Из его штанов торчала книга. «Падающие звезды и кометы» — прочитал я на обложке. По синему фону, наполовину заткнутая за ремень, неслась звезда с хвостом.

Колька был коротконог, белобрыс, наголо стрижен. Учился он неплохо, но лишь потому, что уроки готовил со мной. Лучше всего Колька дрался. Он бил всех подряд: тех, кто был непочтителен с ним, и тех, кто был непочтителен со мной; тех, кого не почитал сам, и тех, кого не почитал я. Он был грозой нашей неполной средней школы. Но с научной книжкой за поясом Колька был смешон.

Однако я не засмеялся. Я как-то угодливо поздоровался и за это был вознагражден.

Колька повел меня смотреть находку.

Небесный камень возвышался в глубине сарая на ложе из пустых мешков. Он был угловат, синевато-фиолетов, местами рыж. От его вида у меня мгновенно пересохло во рту.

Колькиных мыслей я не знал. Считает ли он камень общим и будет делить, или отдаст

целиком, . как того

справед-

требовала ливость?

Я посмотрел в Колькины глаза. Они излучали целые потоки счастья, гордости и в то же время самодовольства, чего-то туповатого, противненького, — словом, всего, что положено излучать глазам -собственника. Я понял, что небесного камня мне не видать. Ни целого, ни половинки.

Я не стал унижаться до просьб.

Я сказал:

Камень как камень. Да еще конопатый. С речки лучших можно ната

скать.

хмыкнул Алмаз,

Камень? — Колька. — если хо

чешь знать, тоже камень. Таких камней,

в

это

может, на всем свете больше нету. Ты молчи об нем, а то отберут, в музей поставят.

Не с целью сделать гадость, а лишь подчиняясь исследовательскому зуду, я раскрыл ножик и чиркнул лезвием по темной поверхности. К моему удивлению, царапина заблестела. Я расхохотался.

— Камень! Алмаз! На всем свете нет! Да это самое обыкновенное железо!

Я ткнул ножом еще раз. И еще.

Вот тут-то и погасла ненавистная радость в Колькиных глазах. Он сам превратился в камень и несколько мгновений глупо смотрел на царапину. Потом размахнулся и ударил меня по уху. Конечно, драться я не стал. Во-первых, Кольку не победить, а во-вторых, я почувствовал не злоСть на обидчика, а благородную оскорбленность чувств. Стряхнув со штанов соломинки, я ушел.

Нашей дружбе наступил конец. Был ли в поселке человек, прежде видевший нас отдельно? Скажем, чтоб Колька сидел у себя на завалинке, а я

время учил уроки.-' Или чтоб я ходил за шишками, а Колька нырял в реке? Не было та-

человека. Не такой воды, нас разлить. Уроки готовили вместе, на

завалинке сидели

в

плечо к плечу, на тот берег плавали вдвоем. О, никто не смел утащить мои штаны, ибо рядом коричневела знаменитая вельветовая куртка, та самая, в которую потом была завернута упавшая звезда. Мы учились в разных классах: он в «б», я в «а», но зато на переменах — от звонка до звонка — не отходили друг от друга.

В те военные годы чего только не приходилось делать нам, школьникам! Шла война — и мы собирали металло-

кого было чтобы

2*

11