Костёр 1960-07, страница 14

лом для завода, эвакуированного с Украины, шла война — и мы развивали свои вокальные, сценические, физкультурные дарования, чтобы выступить в подшефном госпитале; шла война — и мы сажали деревья в пионерском сквере, где после победы будут отдыхать фронтовики. Редкий день проходил без воскресника; правда, если работали в субботу, это называлось субботником. Классы соревновались: кто больше соберет металла, посадит деревьев, звонче споет на концерте. Мы с Колькой нарушали соревнование, все делали сообща. И наша дружба считалась показательной, ее всегда ставили в пример.

Теперь показательной дружбе пришел конец. Ее вдребезги разбил камень, прилетевший черт знает откуда. Об этом камне я думал по ночам, он снился мне, этот бессмысленный кусок железа с ямочками-оспинками и фиолетовой коркой.

Я ходил на место, где он упал, и рылся в лунке. Но там не осталось ни крошки. Горсть земли с обожженными травинками я принес домой. Так в темные века брали землю из-под копыт царских лошадей.

Я каждый вечер запрокидывал голову, с надеждой смотрел в бархатную бездну. Там светились на редкость прочные созвездия Большой Медведицы и Малого Пса, Северной Короны и Волос Вероники. Падающих звезд не было.

Нынешние подростки, чьи школьные завтраки завернуты в газету с фотографией обратной стороны Луны, относятся ко вселенной проще. Им не понять мой восторг перед небесным пришельцем. Мне же стоило лишь воскресить в памяти полет багрового шара и наш галоп к месту его шумного приземления, как душу начинало томить.

В библиотеке я взял книгу о падающих звездах, ту самую, что видел за поясом у Кольки. Магические слова: «метеор», «метеорит», «болид» —я произносил вслух, они звучали как песня. Я узнал, что метеориты носят имена. Их называют по местности, где они упали. Метеорит «Долгая Лужа» — так я назвал наш небесный камень, — один из тысячи трехсот девяноста двух камней, упавших на землю из Космоса и найденных людьми.

После этой книги потускнела вера в примету: загадай, пока падает звезда — исполнится. Ее сочинил неудачник в насмешку над человеческой мечтой, которая никогда не бывает куцей настолько, чтобы прозвучать лишь в миг горения небесного камушка. Мечта осуществляется только тогда (это я понял повзрослев), если думать о ней всю долгую че

ловеческую жизнь, а не короткую, метеорную.

...Колька тоже не дремал. На концерте в подшефном госпитале он неожиданно для всех выступил с докладом... о метеоритах. Он вышагивал по сцене с противно важным видом, сцепив за спиной руки: ни дать ни взять наш физик Семен Львович.

В общем, кусок космического железа, разбивший нашу дружбу, сотворил чудо: превратил Кольку в ученого. Того самого Кольку, который без меня получал раньше одни «колы». Гуляя по сцене, он назвал две, а то и три дюжины фамилий исследователей, объявил о существовании в Москве Комитета по метеоритам... Получалось, что добрая половина человечества только тем и занята, что, задрав голову, глядит в небо, а потом рыщет в поле. Колька принадлежал к этой уважаемой половине. Я — нет.

Раненых лекция развеселила, они громко хлопали, задавали вопросы — посылали записочки Кольке, словно он Маяковский. У того, я читал, накопилось двадцать тысяч записок с вопросами.

Колька получил три записки, из них две о Тунгусском метеорите. Колька рассказал, что это самый большой метеорит, что взрыв был слышен почти за тысячу километров, а воздушная волна посрывала с домов крыши.

Один раненый весело заметил:

В общем, ясно. Вроде нашей катюши.

После лекции на сцену вышел человек в гимнастерке с пустым рукавом. «Скоро зима, — сказал он, — и армии нужна теплая одежда». Наши девчонки хором закричали: «Будем вязать варежки! Будем вязать варежки!» Вместе с девчонками и даже громче их кричал Колька.

— Правильно, — похвалил человек с пустым рукавом. — Только не забывайте, что в варежке должно быть два пальца, — большой и указательный. Вашим отцам ведь не в снежки играть, а стрелять.

Улыбаясь, он посмотрел на Кольку.

— И ты, молодой человек, тоже будешь вязать варежки?

Но Колька ответил совершенно серьезно:

— Буду. Я прошлой зимой четыре пары на фронт отправил. Я еще лучше мамки вяжу* У ней времени нет, она по две смены на заводе.

— Отец на фронте?

— А то где же?

Человек на сцене стал серьезным.

— Молодец ваш товарищ, — сказал он, и у меня от зависти защекотало в животе.

12