Костёр 1960-07, страница 27

Костёр 1960-07, страница 27

f

Утром у

спина.

Глеба Он

за-свер-подот-

мерзла

нулся кренделем, кнул со всех сторон одеяло и стал дышать открытым ртом — хы, хы, хы.

Но даже и это не помогло. Холод проникал в каждую щелочку. Щипал, покалывал, кусался тоненькими, злыми зубами. Глеб помучился еще немного и решил накрыться поверх одеяла телогрейкой Луки.

Он вскочил с кровати, но тут взглянул мимоходом в окно и ахнул: в тайге зима. Белая, пушистая, настоящая сибирская зима.

— Ты чего так рано? —• спросил Лука.

Глеб вспомнил

Глебу никак не удавалось проникнуть на станцию и посмотреть эту таинственную картину. Окно в комнате, где рисовали картину, было закрыто газетой, а в двери всегда торчал ключ. Между этим ключом и замком оставалась только узенькая, как лезвие ножа, щелочка.

И что это у Георгия Лукича и Луки за мода — всё секреты и секреты. Как будто бы он съест их картину!

Долго Глеб ждал, долго терпел, но все-таки дождался своего...

Как-то вечером Лука пришел от Георгия Лукича и сказал Глебу:

— Ну, Глеб, завтра не задерживайся в школе. Завтра будем открывать станцию.

Глеб даже подпрыгнул от радости в кровати. Но Лука ничего больше Глебу не рассказал— ни про картину, ни про телеграмму.

— Ложись спать, — приказал он. — Много будешь знать, скоро состаришься.

Глеб принципиально не лег. Он сидел в кровати и смотрел на Луку убийственным, испепеляющим взглядом.

Но Луку взглядом не прошибешь. Лука или бронированный, или железобетонный. Если что-нибудь сказал — значит, точка.

Хоть ты его убей, переиначивать не станет.

Лука выключил свет, а сидеть просто так и таращить глаза в темноту было вообще бессмысленно.

Глеб накрылся одеялом, поворочался немного и уснул.

вчерашнюю обиду, хотел промолчать, но не выдержал — так хорошо и радостно было у него сейчас на душе.

— Там зима, Лучок, ты посмотри!..

Лука встал с кровати, обнял Глеба за плечо и тоже начал смотреть в окно. Разве уснешь, если там зима...

...Варя ожидала Глеба возле ворот школы. Едва Глеб спустился с пригорка и пошел вдоль

прясел по узкой, протоптанной по снегу тропе, Варя помчалась к нему навстречу. Подбежала радостная, запыхавшаяся.

— Глеб, у нас открывают станцию!

— Хо-хо, лучше тебя знаю!

— Нет Глеб, ты не так знаешь. Я лучше знаю. Мне папа сам по телефону звонил. Только я, Глеб, ничего не услышала. Я взяла телефонную трубку, а там какая-то женщина говорит: «наклонитесь вправо, дышите ровнее». Я начала дышать, а потом поняла, что это радио.

— А как же ты про открытие узнала? — ребил Глеб Варину болтовню.

— Я, Глеб, узнала. Я телефонистку спросила. Телефонистки, знаешь, какие. Они всегда раньше всех всё знают!

Телефонистки! Варю ни одна телефонистка не переплюнет. Куда там!

Уроки в этот день тянулись страшно долго. От нудного утомительного ожидания у Глеба заболела и шея, и спина, и зубы, которые, вообще-то говоря, у Глеба никогда раньше не болели.

23