Костёр 1964-03, страница 43ворил, что обгоняет седьмой-б, а седьмо-му-б — наоборот. В конце дня пришел прораб Афанасьев с железной рулеткой. Он промерил, сколько сдали мы и сколько седьмой-б, что-то подсчитал, заглянул в книжечку со своей знаменитой калькуляцией и сказал: — У седьмого-а — сто три процента, у седь-мого-б — сто один. Пока победил седьмой-а. Мы страшно обрадовались и даже пропустили мимо ушей слово «пока». Видимо, прораб сказал, что мы победили «пока», непродуманно. Он еще не знал, с кем имеет дело. Больше всех, конечно, радовался я. Наш класс обогнал седьмой-б на два процента потому, что я не переваривал, как некоторые другие, пищу химическим путем, - а работал. Это все-таки приятно — принести победу своему классу. Пал Палыч все время наблюдал за мной и Ленькой — объяснились мы или еще не объяснились. Он пока молчал. Но мог в любую mhhvtv спросить: — Квасницкий, в чем дело? Ответить мне Пал Палычу будет совершенно нечего. Конечно, с одной стороны я не давал слова, что расскажу Леньке про шестеренку. Но с другой стороны, я не возражал и тем самым намекнул, что все будет в порядке. Короче говоря, я решил объясниться с Ленькой. Я не буду становиться перед ним на колени, просить извинения и так далее. Я скажу Леньке, что разбил шестеренку, но Пал Палычу признаться не успел. Я распутывал дело, которое в сто раз важнее шестеренки. Поэтому я и в тайгу бегал. Ленька мог не торопиться со своими признаниями и не лезть, куда его не просят. Случай поговорить с Ленькой подвернулся сразу же после работы. Ребята занимались чем придется,— одни писали домой письма, другие резались в козла, а третьи тушили на волейбольной площадке мячи. Ленька посидел немножко возле игроков, а потом, будто бы раздумывая, подошел к кровати и снял со спинки полотенце. — Ребята, кто со мной купаться? Ему не ответили. Когда люди играют в домино, их лучше не трогать. Ленька подождал еще немножко, пожал плечами и отправился на Вилюй сам. «Пора, — подумал я,— Сейчас или никогда». Я догнал Леньку на тропе и пошел с ним рядом. Ленька быстрее — и я быстрее. Ленька тише — и я тише. И Леньке и мне было совершенно ясно — объяснений не избежать. Но Ленька почему-то решил, что первый должен начать я. Он шел по тропе и принципиально молчал. Из двух людей кто-то всегда окажется умнее. Я прошел еще немножко и сказал: — А все-таки, Ленька, ты — свинья! Ленька не ответил на «свинью». Он даже не посмотрел на меня. — Самая настоящая свинья! — повторил я. Когда человеку нечем крьщ>, он прекращает спор или пускает в ход кулаки. Ленька скривил физиономию, как будто был кругом прав, и быстро пошел по тропе. Я не дал Леньке уйти: история с шестеренкой сидела у меня в печенке. Я не мог больше молчать и ссориться с Пал Палычем из-за какого-то Леньки. — Подожди, Ленька, — крикнул я. — Я еще не все сказал! Но через минуту я уже раскаивался, что рассказал Леньке про шестеренку. Ленька размахивал кулаками и ругался такими словами, за которые надо немедленно вырвать язык вместе с корнем. В заключенье Ленька 39 |