Костёр 1967-06, страница 29

путешественники, тоже забились в тень...

И вдруг — что это? На скалах — рисунки! И там, и тут: целая картинная галерея! Больше всего козлов, рогатых, бородатых, важных. А вот бараны-архары с толстыми, круто закрученными рогами. Олени-маралы: значит, и они когда-то тут жили.

Всматриваемся в мастерскую древнего живописца. Вот на этом камне он сидел у стены. Свет падал справа: как и теперь — тысячи лет спустя. Тишина окружала его. И тысячи лет назад она была такой же, как сейчас. Солнце пекло. Лениво жужжали мухи. Вон из того ручья он пил, черпая воду ладонями. И капли воды стряхивал с бороды. А на этой скале выдалбливал эти рисунки.

Его сородичи отдыхали после тяжелой охоты. Блаженно лежали они в тени, сонно отмахиваясь от мух. Просыпаясь, подсмеивались над чудаком, упорно ковыряющим стену.

«Все козликов да собачек выколачиваешь?» — может быть, спрашивали они. «И оленей, и верблюдов...» — отвечал им художник.

Художник скоблил и скоблил. Взбудораженный, переполненный виденным, узнанным, понятым. Первый историк и живописец древних жителей гор. Счастливый уже одним тем, что никто ему не мешает.

Я вглядываюсь в рисунки на скалах: они живо напоминают что-то очень знакомое. Ну да, конечно: похожие рисунки, только углем и мелом, видели мы на стенах, заборах, панелях! Так вот рисуют дети. По правилу: «Точка, точка, два крючочка; ручки, ножки, огуречик — вот и вышел человечек».

Сегодня по этим рисункам мы узнаем жизнь наших предков. Каким оружием они сражались, на каких музыкальных инструментах играли. Как охотились, как танцевали. Каких зверей приручили, а каких упорно преследовали.

Наверное, сами художники боялись чего-то неведомого и непонятного. Вряд ли даже в те далекие времена жили такие странные звери, которых мы иногда видим на древних скалах.

Есть рисунки смешные. Баран с длинным хвостом, верблюд с гусиной шеей, козел с верблюжьим горбом. Охотники, прекрасно знавшие звериную стать, наверное, со смеху покатывались, глядя на этих уродцев.

Я перехожу от камня к камню, от скалы к скале — как от стенда к стенду. Время многое уже стерло. Многое потускнело от загара пустыни. Жесткие ветры затерли грани. Я с

уважением глажу шероховатые камни. Я с завистью думаю о художнике, рисунки которого пережили века.

Спим мы в крохотной палаточке, поставленной между камнями. Ветер надувает ее, как воздушный шарик. По полотнищу с шорохом ползает разная дрянь. Мы уже сжились с фалангами и скорпионами, но сегодня натолкнулись на логово каракурта. Дрянной паучок, с горошину, но не приведи бог придавить его ночью. Яд кара-курта в пятнадцать раз сильнее яда гремучей змеи: не

зря его называют еще «черной вдо« вой» или «черной смертью». От укуса крохотного паучишки гибнут даже лошади и верблюды.

Тихо плещет ручей, скребутся о палатку кусты, пустынный козодой трещит уныло. С мелодичным звоном катятся плитки щебенки: кто-то и ночью ходит по скалам.

Утром мы покидаем Тайгак.

Со всех сторон смотрят нам в спи* ну дикие козлы-теки: мертвые, выби* тые на камне, и живые, застывшивщ как каменные изваяния...»

4 «Костер» Кг 6