Костёр 1967-06, страница 32

Костёр 1967-06, страница 32

остаться без заработка?" Ч~1о в обошлось.

Вот так он и возился/ю своим

тот раз все потомством.

И вскормить надо было, и вспоить, и заступу оказать, и уму-разуму научить. Дремать в жизни ему никак не довелось...

В УЧЕНИИ

1.

— Растут ребята, отец, — однажды сказала мама. —Как же дальше быть? Зачахнут без грамоты, света белого не увидят. В школу бы их отдать...

А как отдашь, если раздеты-разуты? Ведь на людях будут. Да и кормить отдельно от семьи доведется. А жить где? Не набегаются ребята каждый день за десять верст... Ох, мало ли чего надо...

— Придется телушку со двора долой али овцу по боку, — сказал отец. — А квартирку я им наглядел у Гусачихи. Сготовит что пома-лости. Харчишки-то со двора сами таскать будут...

Так наши старшие — Ваня, Вася да Пашка были определены в школу. Рады они были несказанно. Мордахи светятся улыбками, озорно поблескивают глаза. А мама наказывает: и берегитесь, и не озорничайте, и бабушку слушайтесь, Гусачиху...

— Спрос будет с Большуна, — наставляет отец Ванюшку. — Ты у меня гляди, чтобы все было в аккурате.

Мама собирает что-то в сумку, что-то запихивает ребятам в карманы, еще раз каждого оглядывает, потихоньку прижимает к себе, гладит по головам.

Бедная мама! Сколько приходится ей выносить на своих плечах! Раньше всех встать поутру, позже всех лечь, каждого обиходить, каждого обласкать. А уж если прихворнул кто, либо задержался, не вовремя явился, так она и вовсе забудет и про обед и про сон, все будет выглядывать в окно, прислушиваться к малейшему шороху.

Вот все готовы. Батяня впереди, за ним Большун, Вася, Пашка. Пошли, зашагали!

А мы, младшие, высыпали все до единого, провожаем.

И скрылись уже из виду, только помахали нам шапками...

Стоим, приуныли, будто что-то потеряли. Сиротливо стало вокруг.

За одну парту уселись наши старшие, хоть и не были равны по возрасту.

А придет суббота, все вместе снова собираемся. Тогда в хатке стоит шум и гам, как на ярмарке. Младшие рады еще и тому, что с приходом старших одежонка, обувка, какая ни на есть, пусть ненадолго, но поступает

в общее пользование — деления на «твое» и «мое» мы не знали.

И вот, глядишь, Ванюшка, разводя руками, уже читает на память занятные стихи. А мы, малышня, разинув рты, затихаем и будто видим перед собой, как «сети притащили мертвеца», видим и волка на псарне, и старика со старухой у самого синего моря...

А Пашка — тот знакомил нас со всем светом: где и как живут неизвестные нам люди, какие есть страны.

— Далеко ли, Паша, до края света?—спрашивали мы. — И правда ли, что земля держится на трех огромных китах?

Пашка за словом в карман не лез. Видел, что мы всему верим, и привирал безбожно.

А батя, бывало, скажет:

— Ну-ка, грамотеи, пишите барину записку.

— Что, батя, писать барину?

— Пиши так: «Ратнику отпущено сена — один стог и один копяк. Чепику только стог...»

— Как же, батя, писать барину «копяк»? Надо бы писать «маленький стожок», — возражают наши грамотеи. — Да и Чепик и Ратник— это же не фамилии, а прозвища.

— Вот заладили — прозвища!—усмехается отец. — А те и сами свои фамилии давно запамятовали. Всяк их знает по прозвищу, кого ни спроси в деревне. И сено тож: стог — это стог, а копяк — это если скинуты копны три-четыре вместе. Потому пиши, как велю, а я скреплю.

Скреплял отец документы тремя крестиками (он не умел расписываться), а учет всех угодий барина, порученный ему, вел на дубовом батожке. Зарубинки, крестики, вырезки разные— точная грамота, ни стереть, ни подправить...

Телушки и овцы, проданных батей, хватило ненадолго. Скоро невмоготу стало для семьи ученье наших ребят. Тогда на выручку пришла старшая сестра Маня.

— Пойду, — говорит, — на работу, на барский двор.

— Что же делать, доченька, — ответила мама. — Не иначе, приходится впрягаться. Надо как-нибудь вытащить ребят из темноты.

А батя, глядя на Маню, сокрушенно промолвил:

— Выходит, бит небитого везет...

В страдную пору, когда созревали хлеба, бегали и мы, подростки, работать на барский двор: табак под корень срубали да отвозили

28