Костёр 1967-10, страница 24

свою искусственную мушку, форель выпрыгивала из воды, пытаясь эту мушку схватить, но все время промахивалась. Она промахивалась уже пятый раз! Тогда я побежал к дяде...

— Там форель! — выдохнул я.

Я был очень взволнован.

Чанг лежал тут же, положив голову на вытянутые передние лапы, а Порфирий бродил вдалеке по берегу.

— Ну и что же? — сказал дядя. — Поймай

ее!

— Она все время промахивается! — сказал я. — Я не знаю, хитрит она или действительно промахивается.

— Может быть, это ты промахиваешься?

— Я не промахиваюсь! Я кидаю ей прямо под нос. А она прыгает и промахивается. Прямо не знаю, в чем дело.

— А ты поди спроси ее! — сказал дядя.

— Ты смеешься! — обиделся я.— Много она там понимает!

— Она понимает достаточно много, — сказал дядя.

— По-русски? — съехидничал я.

— По-русски она ничего не понимает. Она понимает на своем языке, на форельем.

— У нее богатый язык, что ли?

— Относительно богатый, — сказал дядя.

■— Богаче русского?

— Хватил! — рассмеялся дядя. — Но ей вполне достаточно своего языка, чтобы общаться с родственниками. С рыбами...

— Знаю! — перебил я. — Это наш язык — самый богатый, самый правдивый и самый свободный! Все остальные языки хуже, беднее. Вообще чепуховые!

Тут дядя отложил в сторону блесну, положил руки на колени — он сидел скрестив ноги — и посмотрел на меня тем своим особенным взглядом, В глазах его сверкнули огоньки.

— Этого мне еще не хватало! Ты говоришь, как шовинист! — крикнул дядя.

— Это тоже родственники? — спросил я.— У них особый язык?

Я опять хотел отшутиться.

«У

— Вот это ты образно выразился! — воскликнул дядя.

— Почему образно?

— Потому что все шовинисты родственники! Политические! Даже если они не состоят в прямом семейном родстве. Все шовинисты родственники, какой бы они национальности ни были. Но твои-то родственники, надеюсь, интернационалисты?

— Конечно, — сказал я, — ведь ты же интернационалист...

— Еще бы! — сказал дядя,

— А шовинисты кто?

— Шовинисты это люди, проповедующие исключительность своей национальности и презрение к другим народам. К их языку, обычаям, цвету кожи. Запомни это, друг мой! Говорят, что от великого до смешного один шаг — учти, что никакого шага нет! Если ты все время орешь о своем величии — то ты пигмей! Маленький смешной человек! Языки, как и люди, должны обогащать друг друга, а не подавлять! Понял?

— Понял, — сказал я тихо.

— А ты повторяешь чьи-то слова, как попугай! Ты, конечно, не шовинист, а просто попугай!

— Я не попугай! — сказал' я.

— Нет, попугай, потому что говоришь, не думая! Почему ты называешь другие языки чепуховыми? Ты их что — сравнивал?

— Не сравнивал, — прошептал я.

— Надо сравнивать, прежде чем говорить!

— А ты сравнивал?

— Сравнивал! Могу тебе кое-что пояснить, хотя бы на примере узбекского языка. Когда я попал в Узбекистан, я там столкнулся с узбекским...

— Ты что — на него налетел? — сострил я.

— Именно налетел! — крикнул дядя. — Я налетел на него так, что долго не мог опомниться! Просто удивительно, что это за богатый язык! Ответь-ка мне, что значит по-русски «дядя»? — спросил дядя, хитро прищурившись.

— Дядя? — переспросил я. — Дядя это ты!

— Попал в небо! — рассмеялся дядя. — Конечно, я дядя, но вопрос: для кого я дядя? Отвечай!

— Ты дядя для меня...

— Вот именно! А для форели я не дядя! И ни для кого я больше не дядя! Для всех других я — Петр Иванович Феденко! Понял?

— Понял.

— Теперь отвечай: что такое дядя?

— Дядя это... это брат матери!

— Прекрасно! А если бы у твоего отца был брат — как бы ты называл его?

— Тоже дядя!

— Так узнай же, — сказал дядя, торжественно подняв кверху палец, — узнай, что в узбекском языке на этот случай есть два слова, а не одно!

— Как — два слова?

— Очень просто! Брат матери по-узбекски зовется «тога», а брат отца уже не «тога», а «амаки»! 1 :0 в мою пользу! Признаешь свое поражение? — дядя смотрел на меня свысока и улыбался. — Признаешь?

22