Костёр 1967-11, страница 22

он даже лаял на нас, когда мы слишком растягивались по тропе, потому что хотел, чтобы мы шли рядом, о чем-нибудь разговаривая. Он это любил. Но дело в том, что здесь была не улица Горького, не асфальт, и даже не деревянный тротуар Кандалакши или Онеги — здесь были предгорья Хибин. Для Чанга это не имело значения, а для нас имело значение, особенно для меня.

Коленки у меня дрожали и ноги подкашивались, иногда мне казалось, что я больше не могу ступить ни шагу, что я сейчас сяду и буду сидеть — сидеть — сидеть, но мне было

стыдно перед дядей и Порфирием, и я делал еще одно усилие, и опять шагал, наметив себе впереди какую-нибудь точку, предел, а там опять делал усилие— и так без конца!

Много уже было этих усилий, и каждый раз это было последнее усилие, но потом оказывалось, что оно вовсе не последнее, что я еще способен двигаться.

Мы шли по естественной тропе, по шумному веселому ручью, как по бесконечной извилистой лестнице, потому что ручей бежал вниз по камням, как по ступенькам, а мы поднимались по этим ступенькам вверх. Под ногами весело гремела вода, омывая каждый мой шаг, мокрые сапоги блестели, подошвы стали склизкими, и покрытые зеленой плесенью камни тоже были склизкими, и поэтому надо было все время напрягать ноги, чтобы не поскользнуться.

По обе стороны ручья лохматился сумрачный северный лес, устланный мохом и заваленный палыми деревьями, а наша тропа убегала вверх светлой линией. Она была пуста, потому что я сильно отстал...

Взглянув вверх, я поскользнулся, ноги мои задрожали, и я чуть было не упал. Стоя, я достал из кармана свисток и пронзительно свистнул. У каждого из нас был в кармане свисток, чтобы подавать сигналы, потому что голос не так хорошо слышен, как пронзительная трель свистка. Я услышал далеко впереди ответный свисток и стал ждать, прислонясь к камню. Я чувствовал, что не смогу больше сделать никакого усилия.

Вверху на тропе показался Чанг, а за ним дядя, — дядя был без рюкза-ка — они бегом спустились ко мне, прыгая с камня на камень.

Когда я их увидел, мне вдруг стало мучительно стыдно, что я свистнул. «Надо было сделать еще усилие, — подумал я про себя.— Может быть, скоро привал». Я уже давно думал, что скоро привал.

— Ну, что — поражение? —

— спросил дядя,

подбегая ко мне. У него был очень веселый вид. И у Чанга тоже.

— Ничего не поражение, — сказал я. — Я просто свистнул, чтобы узнать, где вы.

— Ладно уж, — сказал дядя. — Поражение так поражение! Давай рюкзак, — и он протянул руку.

20