Костёр 1967-11, страница 32
Тянулись недели бессмысленной войны. Полковник не отпускал от себя Потапыча ни на шаг. Пули Потапыча берегли. Он проникался все большей ненавистью к войне. Он видел, что люди, не знающие друг друга, никогда не причинявшие друг другу никакого вреда, убивают один другого. Какое дело было По-тапычу до японцев? Или японцам до Потапыча? Зачем вся эта кровавая бойня? Вот что мучило юношу! Он искал ответов на эти вопросы. И тур судьба послала ему человека, который ему все объяснил — это был латыш, член РСДРП, и фамилия его была Сай-рио... — Наш Сайрио? — воскликнул я.— Я же знаю Сайрио! Это был дядин друг, старый большевик, он провожал дядю в Испанию, он часто приходил к нам: в гости в Москве! «Как тесен мир!» — вспомнилась мне опять бабушкина поговорка. — Наш Сайрио, — сказал дядя с улыбкой. — Он тоже знал Потапыча? — Я же говорю тебе, что судьба послала Потапычу Сайрио на Маньчжурском фронте! Познакомились они при чрезвычайных обстоятельствах. Сайрио служил рядовым в пехоте. Он был там по заданию партии: агитировал среди солдат против войны. Он был тогда молодым и красивым, — задумчиво сказал дядя... «А сейчас он лысый, — подумал я. — А дядя не лысый! Но усы у дяди такие же, как у Сайрио». — А ты с ним познакомился в ссылке? — спросил я, вспомнив рассказ дяди об Онеге. — Не перебивай!—рассердился дядя.—Сейчас я рассказываю про Потапыча, а не про себя! Один раз, зимой, полковник с Потапычем отсиживались в полуразрушенной фанзе. За стеной бушевала вьюга. Связи со штабом не было из-за метели и прорыва японцев. Вся фанза была завалена рисовой соломой. Полковник полулежал на топчане. Потапыч топил соломой маленькую железную печку. Вдруг открылась и захлопнулась дверь, впустив клубы белого пара со снегом и троих солдат. Двое держали винтовки с примкнутыми штыками, а третий был без оружия, без шапки и весь избитый. Все трое были запорошены снегом. Конвойные отдали честь полковнику и передали ему какую-то записку. «Ах!—закричал полковник. — Ах!» — Он дважды пробежал записку глазами. «Агитатор! Социалист! Сволочь!— закричал он. — В моем полку!» — и опять упал на топчан. «Потапыч, воды!» — приказал он. Потапыч подал ему стакан воды. Он выпил его залпом, чуть не расплескав. «Водки!» — приказал полковник. Потапыч подал водки. Полковник выпил. Он сразу покраснел как рак. Как вареный рак. «Видишь ты эту птицу, Потапыч?» — отдышавшись, спросил полковник, кивнув на арестованного. «Так точно, вашескородие! Вижу!» — «Это сволочь и предатель. Он возмущает наших доблестных солдат против отечества. Против ца-ря-а! Ясно тебе, кто это такой?» — «Ясно, вашескородие!»— «Сейчас же выгони из соседней фанзы солдат и сиди с ним там! Не спускай с него глаз! Понял?» — «Так точно, вашескородие!»— «Можешь бить его, только не до смерти! — взвизгнул полковник. — Не расставайся с ним ни на минуту!» — «Слушаюсь, вашескородие!» — козырнул Потапыч... — Внимание! — крикнул Порфирий. — Впереди порог! — Это был Сайрио? — не выдержал я. — Сайрио! — сказал дядя, хватая весло и пряча в карман трубку. — И что Потапыч с ним сделал? — Ничего он с ним не сделал. Это Сайрио с ним сделал. — С кем? — Правее! — крикнул Порфирий. — С Потапычем, черт возьми, с кем же еще? — А что он с ним сделал? — Не «что», а «кого». — Ничего не понимаю, — сказал я. — Как «кого?» Дядя сердито смотрел вперед. Там, впереди, на реке кипели белые волны... — Нечего перебивать! — крикнул дядя. — Большевика он из него сделал, вот кого! Пять суток Потапыч охранял арестованного. Потапыч и Сайрио беседовали с глазу на глаз день и ночь... Рев реки все время усиливался, и течение усиливалось, нас все быстрее и быстрее несло на камни, вокруг которых бушевали брызги и пена. — На пятые сутки, когда за арестантом пришли из штаба дивизии — их след простыл... — Чей след? — Сайрио и Потапыча. Полковник велел им не расставаться, они и не расстались... Окончание следует |
