Костёр 1967-12, страница 19
— Которые лежат у тебя в шкафу, перевязанные бечевкой? — Когда мы вернемся, я тебе их дам почитать. Это мои дневники. Там ты прочтешь обо всем! — О Потапыче? — И о Потапыче, и о Порфирии, и обо мне! Обо всем нашем тесном мире. Дядя опять замолчал, попыхивая трубкой и глядя вперед. * * ...В Кандалакшу мы пришли ночью. Поселок раскинулся на правом берегу реки, уходя вдаль, к станции, деревянными домиками, бараками, тротуарами и мостовыми — все было деревянное! Только на горке белела каменная церковь. Все вокруг еще спало, только на станции, за домами сонно посапывали и посвистывали паровозы да орало радио. Левый берег был пустой, там стояло всего несколько изб, за ними горбатились серые холмы. Впереди сверкал залив, и над ним поднималось красное солнце. Мы пристали к левому берегу, потому что изба Порфирия стояла на отшибе, как сказали бы в Москве — в Заречье, невдалеке от устья, на морском берегу. Мы нагрузились и пошли за Порфирием. Сначала мы шли просто по берегу, а потом вдруг начался дощатый тротуар безо всякой мостовой — с одной его стороны был просто берег, полого спускавшийся к реке, а с дру« гой стороны вплотную к тротуару стояло несколько изб. Избы стояли удивительно высокие, сложенные из огромных бревен, посинев-ших от времени, они молча пропускали нас мимо, пока мы шли по гулкому деревянному тротуару в самый конец, где стояла изба Порфирия, блестя глазами на море. Тут тротуар сразу обрывался. Мы поднялись на чисто вымытое крыльцо, и Порфирий открыл низенькую косую двери, — Сейчас поднимемся в нашу комнату,— прошептал дядя. — Иди на цыпочках и не шуми... — А кто здесь еще живет? — прошептал я, подымаясь за дядей. — Отец Порфирия, его жена и сын. Завтра я тебя познакомлю. Наверху опять был коридор, длинный r темный, объятый запахами рыбы и сена. «Тут можно и заблудиться», — подумал я. Дом был, как дворец. Порфирий опять открыл какую-то дверь, и мы очутились в крошечной комнате, залитой нежным утренним светом. В глубине было маленькое окошко и стол, накрытый клеенкой, а слева вдоль стены возвышался высокий, почти до потолка, белоснежный марлевый полог над железной кроватью. — Ну, спокойной ночи! — сказал Порфирий.— Когда разбудить дак? — Сами встанем. Спокойной ночи! — сказал дядя. 3 «Костер» № 12 17 |
