Костёр 1968-01, страница 44

— Наскреб... И немецких автоматов-шмай-серов приволок четыре. Еще — шесть карабинов... гранат РГД... — Женька растопырил пять пальцев.

— Техника! — съязвил Веткин и, наклонившись к Женьке, по-заговорщицки зашептал: — Врешь, брат! Не артиллерист ты. Из музыкантов... Из капельдудкиных, значит. Вон на петлице линялый след этой... заковыки, лиры, что ли? И пальцы длинные... Не мужицкие. И говорок питерский... Веткина шиш кто обманет! Насквозь вижу...

От смущения глаза у Женьки порыжели, сделались большими.

Веткин как в воду глядел.

Женька скрыл от Мухина, от солдат, что был он воспитанником музвзвода. И зачем всем знать, что музвзвода этого давно нет, что он так же заплутался на лесных дорогах, как и этот «полк», и что он, Женька, с первых дней войны пристал к зенитчикам? «Ну и что тут зазорного — капельдудкин, — успокаивал он себя. — Был капельдудкиным — стал артиллеристом! Теперь другая музыка нужна».

— Здорово это вы!—. наконец удивленно ^произнес он.

— Молчок! Могила, понял? — Надвинув огромный шлем на глаза Женьки, тихо спросил:— Мать, отец есть?

— Мама есть, — тоже почему-то шепотом сказал Женька.

Мухин был затянут, застегнут на все пуговицы, будто готовился не к бою, а к строевому смотру. Подводили только отросшая щетина на щеках да вконец разбитые кирзовые сапоги. Бутылочного цвета глаза его изучающе щупали бойцов. Распоряжения отдавал он спокойно, неторопливо, точно всю жизнь был командиром полка. Он приказал окопаться и занять круговую оборону. Предупредил:

— Если что, за меня остается ефрейтор Чечин... Сергей. За политрука — рядовой Сажа-ев. Тоже солдат проверенный. Хоть и беспартийный, а подкованный.

Безрассудное мужество Женьки передалось не только Мухину, но и бойцам. Казалось, забыта была усталость, подавленность и далее явная бессмысленность предстоящего боя. Распоряжения выполнялись быстро, с какой-то лихостью. Похоже было, что солдаты, не раз видавшие смерть, старались чем-то угодить Женьке, словно искупали перед ним какую-то вину, действительную или мнимую.

И, пытаясь утаить томившие их чувства, которые всегда бывают у солдат перед боем: тревогу о себе, о родных, близких, с которыми, быть может, не придется уже свидеться,

шутили по-солдатски забористо, с подковыркой.

Женька делал вид, что не слышит двусмысленных шуточек и, как подбитый воробей, прыгал между снарядными ящиками.

— Планшет не трогайте — сердито покрикивал он. — И бинокль положьте на место. Все это командира батареи. Я дал слово отдать... его невесте...

— Воздух! — гаркнул кто-то.

Над станцией почти бесшумно планировала «рама».

— Корректировщик-разведчик, — важно пояснял Женька. — Высматривает,' костыль. А вон, глядите, танки!

Танки, неуклюже переваливаясь, выползали из-за насыпи.

— Два... четыре... — считал Женька, прильнув к биноклю. — Квартет... Ого! Еще один...

— Приготовиться к бою! — командовал Мухин.— Гранаты зря не швырять. Танки пропускай и... с тылу, в мотор.

Но удивительное дело! Танки открыли огонь не по батарее, а по пристанционному поселку. Фонтанчики разрывов взмывали вверх, оставляя после себя едко-желтый след. Вспыхнула крыша хлева. Оттуда выскочила со страшным ревом корова: обрубок хвоста ее дымился, точно фитиль.

Из-за этой коровы Женька прозевал четверку уже знакомых «юнкерсов». Они снова выходили на батарею со стороны солнца. Бомбы рвались рядом, когда ухнула Женькина пушка. Но «юнкерсы», будто остервенев, пикировали прямо на нее, заглушая винтовочную трескотню и стоны первых раненых.

Перекрывая гул и грохот разрывов, Мухин кричал:

— Слева, из лесочка, немцы! Подпускай поближе... Бей наверняка!

Вдруг один из «юнкерсов», не выходя из пике, врезался в землю невдалеке от Женькиной пушки. Оглушительный взрыв вздыбил землю.

— Вот те и пацан! — грозился кулаком в небо Сажаев. — Пригвоздил все-таки гада...

«Юнкерсы», как по команде, отвалили от батареи и даже немецкие автоматчики попрятались в лесок, оставив на пойменном лугу с десятка два раненых, которые ползали в скошенной траве и что-то истошно вопили своим.

— Мухина убило! — с трудом выдавил Сажаев, сплевывая песок, застрявший на губах.

— А Женька где? — вертел головой Чечин.

— Здесь я... — послышалось точно из-под земли.

ф

Женьку, и правда, засыпало землей и щебнем. Рядом с ним, вернее, на нем, лежал мертвый Веткин.

40