Костёр 1968-01, страница 57

— В вашем портсигаре? — переспросил дядя Титус. — Разве он умещается в портсигаре?

— Кто его в конце концов видел — вы или я? — обиделась фрау Филлип. — Он свободно умещается в портсигаре!

— Очевидно, это очень маленький великан, — вмешалась Генриетта.

— Возможно, — согласилась фрау Филлип. — И все-таки это великан! Я хотела было закурить, открываю портсигар, а он себе там сидит! Если вы не боитесь, пойдемте — я вам его покажу.

Все тихонько спустились по лестнице и вошли в квартиру фрау Филлип. Великана нигде не было. В портсигаре его не было, и за шкафом тоже.

— Я же говорил вам, что этого быть не может, — пробормотал дядя Титус.

— С тех пор, как я живу с вами в одном доме, — резко возразила фрау Филлип, — все может быть!

Генриетта пошла наверх, чтобы накрыть стол к ужину.

— Ты хочешь, чтобы я тебя раздавил? — услышала она вдруг. Голос шел из пустой суповой миски. Генриетта сняла крышку. В миске сидел угрюмый злодей величиной с палец. Он угрожающе вращал глазами.

— Ах, так это вы и есть великан! — сказала Генриетта.— Но вы действительно неописуемый крошка!

— Крошка? — переспросил злодей. — Глупая девчонка! Разве великаны бывают крошечными?

В комнату вошел дядя Титус, и Генриетта представила ему великана. Они втроем сели за стол.

— Ешьте побольше мяса, — сказал дядя Титус великану.— Тогда вы подрастете.

— Подрасту! — крикнул тот. — Это же ужасно! Если я вырасту еще на один сантиметр, я пробью головой потолок! — Но когда дядя Титус и Генриетта на секунду отвернулись, он схватил обеими руками миску с мясом и опорожнил ее в одно мгновение. После этого он почувствовал усталость и захотел спать. Генриетта стала стелить ему постель на диване.

— Что?! — завопил злодей. — На этой кровати я должен спать?

—- Она для вас велика? — спросила Генриетта.

— Бессовестная девчонка! — крикнул злодей три раза длиннее этой кроватки!

Пришлось втащить в комнату кровать дяди Титуса и кровать Генриетты и приставить их к дивану; злодей вскарабкался на эту великанью кровать и мгновенно уснул. А Генриетта и дядя Титус провели всю ночь в старых колченогих креслах. Утром дядя Титус встал в плохом настроении. Едва побрившись, он вышел в столовую и сказал своему гостю:

— Вон там дверь. Закройте ее, пожалуйста, с той стороны!

— Что?! — переспросил злодей.— жен выйти?

— Она для вас слишком велика?

— Велика! — возмутился злодей, ник! Я в три раза выше этой малюсенькой дверцы!

Что там ни говори, но выйти он отказался. Пришлось дяде Титусу пригласить каменщиков, чтобы они взломали стену. Когда стена была сломана, дядя схватил чудаковатого гостя за шиворот и вышвырнул его вон. Спустя несколько дней дядя Титус и Генриетта уст

Я в

В эту дверь я дол-

— спросил дядя.

— Вы старый шут-

роили небольшой пикник. Пикником у них называлось вот что: они наполняли дорожную корзину разной едой, вином и фруктами и отправлялись поездом в Оберше-невайде. Это такая деревня. Когда они прибывали на место, половина корзины бывала опустошенной. Тогда

они садились в обратный поезд и в нем доедали остатки. Таким образом они прибывали домой без опоздания. На этот раз дядя Титус тоже пошел на вокзал, подошел к кассе и попросил, наклонившись к окошку:

— Пожалуйста, два Обершеневайде!

— Обершеневайде только одно! — ворчливо ответил кассир. — О другой такой станции я ничего не знаю.

— Ха-ха! — сказал дядя Титус. — Вы меня не поняли!

— Я не понял!—заорал вдруг кассир и стал весь

красным от гнева. — Как вы смеете со мной так разговаривать! Я железнодорожный чиновник!!! Я рука общества!!! Я для вас правительство!!!

Генриетта потянула дядю за рукав пиджака и прошептала:

— Не напоминает ли он тебе одного знакомого?

Дядя Титус внимательно посмотрел на разорявшего

ся кассира. Потом он взглянул на табличку над кассой, хлопнул себя по лбу и воскликнул: «Теперь все ясно!» — ибо на табличке стояло:

«Брезелькнопп Великан, Кассовый советник».

— Как, собственно, кончается сказка о трех карликах?— спросила Генриетта, когда они сидели с дядей в вагоне, подрагивавшем на стыках рельс, и ели шоколад.

— Осталось совсем немного, — сказал дядя. — Третий карлик стал от бесконечной скорби много о себе

53