Костёр 1968-09, страница 45

например, кенгуру плодиться в новом году больше, чем прежде.

Аборигены верят, что Кенгуру прислушается к их просьбам. Кто еще, кроме него, о них позаботится?

СЪЕМКУ

повторить

НЕЛЬЗЯ

Среди фильмов Георгия Ираклиевича есть один, я бы сказал, особый, стоя'щий несколько в стороне от прочих. Это картина «Сквозь мглу веков».

По многим причинам, историческим, социальным, политическим, Грузия породила значительную культуру вне своих границ. Грузинские общины, монастыри, храмы возникали в Турции и Палестине, Греции и Болгарии.

Асатиани задумал соединить все, что еще существует, на пленке. Это ведь стало бы не только фильмом, но и национальным культурным документом немалой важности.

Случай положить начало работе представился во время поездки в Грецию, в 1964 году.

На Холкидонском полуострове, неподалеку от Афонской горы, расположен грузинский Иверский монастырь.

Казалось бы, чего проще — бери камеру и отправляйся в гости к монахам! Не тут-то было.

Прежде всего, съемки античных развалин в Греции считаются статьей государственного дохода, а все, что связано с религиозными учреждениями — в ведении архиепископа.

Опять мучительные хлопоты. Наконец, архиепископ разрешает съемки на Афоне, но предупреждает при этом, что разрешение не рас-

All 1

Белые переселенцы? Но как раз благодаря их «заботам» за двести лет число аборигенов уменьшилось в шесть раз!

Вот они охотятся, танцуют, совер

шают свои обряды перед объективом Асатиани. Экзотика! Но как долго, как непереносимо долго и с какой тоской глядят с экрана усталые глаза старика...

пространяется на Иверский монастырь.

Асатиани подошел к воротам монастыря смиренным паломником. В руках у него была корзина с одеждой, скинутой, чтобы спастись от полдневного пекла. На дне корзины лежала кинокамера.

Разговор с монахами удалось завязать быстро. Они пригласили Асатиани в монастырь, стали расспрашивать о всяких разностях.

Потом рассказали о монастыре. И рассказы их не выходили за границы далеких столетий. Иверия была для них страной полумифической, давно стертой с лица земли.

Асатиани удивился: «Иверия — это древняя Грузия. А о существовании Грузии спорить не приходится, тем более, что перед вами живой грузин, он же ивериец».

Сообщение вызвало переполох среди монахов, побежали за настоятелем монастыря Максимом.

Максим долго думал, как проверить сомнительные речи гостя. Наконец, он подвел Асатиани к иконе Иверийской Богоматери и попросил

его перевести надпись, выбитую на серебряном окладе.

Асатиани пригляделся и тотчас перевел.

Это решило дело. Максим воздел свои старческие руки.

— Сын мой, ты тут не гость, а хозяин, — распоряжайся.

Асатиани разбросал одежду в кор* зине и достал камеру.

— Разрешите мне снять несколько кадров в монастыре.

Несмотря на торжественное недавнее заявление, услышав просьбу, Максим несколько скис. Высокое начальство строго-настрого запретило всякие съемки во вверенном ему монастыре. Но отказать иверийцу было невозможно. И Максим нашел решение, вполне соответствующее его мудрости и сану.

— Ровно в полтретьего монастырь ежедневно посещается духовной инспекцией. Хорошо бы до этого, сын мой, ты уехал отсюда. А пока, твоя воля, снимай.

Надо ли говорить, что в течение всего оставшегося времени Асатиани не останавливал кинокамеру ни на минуту.

;

39