Костёр 1969-03, страница 44

сделал для нашего города и до воины и в войну.

В первую минуту я не могла понять, что он от меня хочет. Потом поняла. «С тобой свяжутся. Ты нужна здесь».

Под утро наши войска отошли на северную окраину города, может быть, слыхали — деревня Кузьмино... Это сразу за Египетскими воротами. Все девятьсот дней блокады войска Ленинградского фронта ни на шаг не отступили от этого последнего рубежа.

Когда немцы захватили Пушкин, я, одна из немногих, попросила у немецкого коменданта разрешения работать и получила милостивое разрешение. О, я безупречно работала и была предупредительна и вежлива, особенно с господами офицерами. Ни одного замечания от официальных немецких чиновников!

Началась моя новая жизнь, ничем не похожая на ту, что была раньше. Я видела все, что творят фашисты, видела, как они издеваются над людьми, видела и молчала. И с выученной улыбкой продавала конверты и мар

ки, на которых был изображен самый лютый враг человечества Гитлер.

Шли дни, тянулись недели и месяцы моей новой жизни, но никто не связывался со мной. Я же знала, что коммунисты и комсомольцы действуют, немцы пытались это скрыть, но вскоре были вынуждены признать, что несут потери от «преступных тайных групп». Кое-что проникало и в их газеты.

Одного слова «партизаны» боялись немцы. А дела наших партизан заставляли их трепетать. Да и потом, и это было для каждого из нас главным, Ленинград стоял незыблемо, трудно было немцам скрывать, что Ленинград, несмотря на артиллерийский обстрел и бомбежки, несмотря на голод, бьет фашистов.

В такие дни быть одинокой! Даже мои родственники— дядя и его жена, считали, что я «устроилась при немцах». Конечно, они не смели в глаза назвать меня предательницей, но делали вид, что я просто не существую, да и своих знакомых так настроили. Это, конечно, только укрепляло мое легальное положение, но стало еще тяжелее.

40