Костёр 1969-03, страница 45

И вот однажды... Ну что вам сказать, словом, кончилось мое одиночество. Как это было? Было так, что на улице ко мне пристал нищий, а их к тому времени было немало, немцы их забирали, но они появлялись снова и снова, стояли на паперти у церкви, несчастные старики, калеки.

Нищий, который пристал ко мне, канюча корочку хлеба, оказался нашим пушкинским комсомольцем Колей Вагиным, тем самым связным, о котором говорил мне Илья Иванович. Всего несколько слов: «Тобой довольны, продолжай в том же духе, будь им своя, узнавай у них как можно больше, но будь осторожна». А я с этого дня стала совсем другая: обо мне помнят, меня не забыли и даже больше— мной довольны!

Внешне я была такая же, как всегда, аккуратная, вежливая и тихая, как мышка, но мир стал для меня больше. Это всегда так бывает, когда слышишь голос друга.

В домике, где я жила, нам с мамой принадлежала комната с кухней, но в первые же дни фашисты выгнали меня оттуда, и я перебралась в чуланчик. В нем не было даже крохотного окошка. А в доме жили немецкие офицеры. Повсюду меня окружали враги, жестокие, злобные и в тоже время ничтожные людишки, чаще всего с трусливой душонкой. И знаете, что меня поражало в первое время: почти все были на редкость суеверны.

Я до немецкого вторжения вообще не знала, что такое гороскоп или хиромантия. А у них и книги были об этом, они это называли наукой, выписывали из Германии специальные издания. До сих пор помню одного из них: все свободное время готов был просидеть на крылечке и определять по звездам свою судьбу. Уж как это он делал — не знаю, но только глядит в небо и вздыхает: плохое предзнаменование, не «его» звезда... А потом записывает свои наблюдения в тетрадку, составляет гороскоп по звездам.

Вот это тупое суеверие и мнительность, в соединении с самым низменным страхом за свою жизнь, за исход войны, все эти мои наблюдения за фашистами и подтолкнули меня.

Как-то раз, возвращаясь домой, я снова увидала этого фашистского офицера, высматривавшего в небе счастливые и несчастливые звезды.

— Добрый вечер, господин Мюллер, — сказала я и сделала вид, что тоже заинтересована составлением гороскопа. А на следующий день предложила:

Не хотите ли, чтобы я погадала вам на картах?

На картах это вздор, — резко ответил Мюллер. Но в тот же вечер пришел в мой чуланчик. Я уже заготовила три колоды старых карт. Подумать только, дореволюционные карты! Мюллер и на это обратил внимание.

— Выпало вам письмо и тревога на сердце,— сказала я, «изучая» карты. Я почти ничем не рисковала. Письмо Мюллеру я своими глазами видела на почте, а что касается тревоги, то тревог у фашистов на фронте и з. тылу к тому времени было более, чем достаточно.

На следующий день Мюллер был вне себя. Стороной я узнала, что он получил письмо от жены, и она пишет, что русские летчики бомбили у них казармы и вокзал. Честно говоря, я боялась показаться ему на глаза. Но именно с этого дня почувствовала что-то совсем новое в моей жизни.

— Ты колдунья!—сказал мне Мюллер, и в

первый раз в его голосе я услышала что-то вроде уважения.

Вечером прихожу с работы, а меня уже ждет другой офицер. То ли он был приятель Мюллера, то ли еще как-то услышал о моем необыкновенном умении гадать, но этот новый гость довольно мрачно приказал мне:

— Гадай!

Бросила я карты, а сама думаю: «Кажется, клюнуло!»

— Вы скоро получите бумагу от большого человека...

И что бы вы думали? Он действительно получил «бумагу» — назначение на передовые позиции.

Я стала носить страшную черную хламиду, как и подобает гадалке. В подпольном центре достали чучело летучей мыши, свечей и, наконец, что произвело самое большое впечатление на моих клиентов, чучело черного кота, которое я немедленно водрузила на стол. Приду с почты, надену цыганские бусы — и за карты. И должна вам сказать, что с каждым днем я все больше узнавала о наших врагах. Уж со мной-то они не стеснялись! А я делала вид, что военные новости меня не интересуют. И чем равнодушнее я относилась к этим новостям, тем больше полезных сведений узнавала.

Дело развертывалось широко. Мне посове товали оформить в полиции мой «Гадательный дом». Это было не так трудно. Один полицейский чин уже интересовался своим будущим. Я ему предсказала правильно: «Неприятности в казенном доме». О партизанах и потайном ходе в казенном здании карты умолчали.

5 «К.и<лер» № 3