Костёр 1969-08, страница 50Может, надо было сопротивляться? Швырнуть бы чем-нибудь в рожу тому красавцу, колотить ногами, царапаться, кусаться. Да что толку? Выхода все равно не было!.. У них ружья. Они сильные, сытые. И вдруг я почувствовал, что очень хочу есть. Стоило мне подумать, как сытно едят эти конвоиры, и я ощутил острый голод. Вот сидеть бы сейчас дома за столом и наесться до отвала горячей картошки! Мама каждый день стоит за ней в очереди в магазине Тау-берга... Мама!.. Она уже давно пришла с работы, а меня все нет. Наверно, волнуется. Представляет ли она сейчас, что ее сына везут через пустынный город на расстрел... А потом — когда меня уже не будет — узнает ли она хоть когда-нибудь, что со мной случилось? Мою могилу она, конечно, никогда не найдет... Чувствую, что едем под гору. Потом дорога стала ухабистой. Шофер уменьшил скорость. Машину бросало из стороны в сторону, как лодку на волнах. — Теперь уже недалеко, — промолвил один из конвоиров. ...Ну, вот, до моей могилы уже недолго ехать. А мне не хотелось думать о смерти. Успею еще распрощаться с этой короткой жизнью... Смерть... В голове вихрем пронеслось: неужели действительно конец? И нет выхода? Никак не спастись? А? Бежать? Если уж на то пошло... Какая разница, где умирать: расстреляют ли при бегстве или у открытой ямы. Будь что будет!.. Тормоза заскрипели. Машина остановилась. Было слышно, как встали конвоиры. Дверца кабины открылась. За кузовом раздалась команда офицера: — Ну, слезай с машины!... Еще миг томительной тишины. Потом — раз! Вскочил на ноги. Теперь держись! Мой кулак угодил прямо в челюсть стоящему рядом солдату. Тот пошатнулся. Я выпрыгнул из машины. Успел заметить: солдат упал прямо на офицера. Оба барахтались на земле. А я уже бежал. Я просто летел, не чуя ног под собой. Все произошло молниеносно, совершенно неожиданно. Не так-то просто все это теперь описать. Сзади кричали, ругались, но я не слышал слов. Хлопнул выстрел. Второй. Третий. Пуля пролетела около самого уха. Прожужжала как оса. Но бояться было некогда. Я бежал что было мочи. Куда? Ага, впереди молодой сосняк — в ста шагах от меня. Туда! Снова раздались выстрелы. Пули пронеслись совсем рядом. Хорошо, что сумрачно, тучи прячут луну. Я все бегу. Голова пылает. Будто хочет расколоться. Все движения на последнем пределе. Во рту пересохло. В горле жжет. Не хватает воздуха. А я мчусь, мчусь из последних сил. Наконец-то! Первые сосны. Бросаюсь в их тень. Делаю прыжок туда, сюда. Пуля пролетела мимо, в кустарник. Я споткнулся о корень сосны. Другая пуля свистит над головой. Встаю. Ветки больно задевают лицо. Вперед! Деревья задержат пули. Защитят. Скроют. Держу в глубь леса! Машинально переставляю ноги. Шатаясь, почти ощупью продвигаюсь вперед. Спасусь ли? Удастся ли? Голоса, кажется, отдаляются. Еще несколько одиночных выстрелов, но свиста уже не слышу, бьют, наверное, вслепую... Лес будто начал редеть. Все равно останавливаться нельзя. Может, офицер послал вслед погоню, может, окружат лесок... Вперед! Пока еще темно. Сколько сейчас времени?.. Все равно 'Сколько. Что мне время... Остановился, чтобы перевести дыхание. Дрожу всем телом. Ноги трясутся, Начало тошнить. Я глубоко вдохнул свежий ночной воздух. Прислушался. Ни зву ка. Хотел было двинуться дальше, как услышал шум мотора, потом сильный грохот. Машина поехала. Грохот удалился. Уехали. А кто их знает — может, оставили стражу? Теперь мне все равно! Соблюдая осторожность, вперед! Неизвестно, как долго я пробирался по кустарнику. Мне казалось, вечно. Постепенно я успокаивался. Вдруг вижу — я на берегу Юлемисте. Из предосторожности несколько раз осмотрелся. Ни единой души. Подкрался к озеру, лег на живот и окунул голову в воду. Так я лежал не знаю сколько времени. Потом пил жадно и много. Меня все еще колотило от страха, в ушах шумело. Лежу, отдыхаю, постепенно начинаю приходить в себя, голова снова приобретает способность думать, только теперь ясно осознаю: я спасся. Я остался жив! Ну, и вы, конечно, думаете, что я был безумно рад. А я, поверите ли, не смог радоваться своему спасению. Всё думал: «А остальные? Что будет с ними? По существующему закону их увезли .обратно в тюрьму... Но завтра ночью, уже завтра их привезут снова в этот лес и...» Сказать по правде, я не чувствовал себя счастливым. Моих спутников должны расстрелять завтра, поэтому собственное спасение оказалось ничего не стоящим. Что значит моя свобода, когда каждый день десятками и сотнями расстреливают коммунистов... А что я должен делать? Чем могу помочь? Не знаю. Не умею. С туманными мыслями поднялся я с земли и пошел медленно в сторону Ласнямае. Там, на улице Катусепи, была одна из явочных квартир подпольщиков. Я решил пойти туда, потому что явиться сразу домой боялся. Позднее мне тоже не раз приходилось скрываться в подполье, чтобы вести борьбу за начатое коммунистами дело. Часто нам было очень трудно. Многие кончили свой путь перед дулом винтовки. А на их место вставали все новые и новые борцы, которые довели дело рабочих до окончательной победы и на нашей земле снова провозгласили советскую власть. Ну, вот, я уже мог бы кончить свой рассказ. Вы, конечно, спросите, что стало с Дедом? Правда? И встретились ли мы с ним еще? Да, встретились. Мы встретились с ним в тот же день и совершенно неожиданно. Прячась в тени заборов и поминутно озираясь, я пробирался на улицу Катусепи. Подошел к дому. Ощупью в темном коридоре нашел нужную мне дверь и постучал. Тишина. Снова постучал. Через некоторое время послышались шаги и какой-то женский голос спросил: — Кто там? — Свой человек. Откройте. — Какой «свой человек»? — раздался голос за дверью. — Чего вы хотите? Только теперь я вспомнил: чтобы попасть в явочную квартиру, надо знать пароль. А я его не знаю. Вот так штука! — Откройте, я свой человек, ну? — просил я почти плача. Ну и история — человек от смерти вырвался, а тут... Потеряв всякую надежду, я шепнул: — Я, ну, тот/ Карел Ваннас... Меня все знают! — Подождите немного! — промолвила женщина холодно, и я слышал, как удалились от двери ее шаги. Вдруг в комнате началась суматоха, в дверям приблизились чьи-то тяжелые шаги, щелкнул ключ, дверь. 46 |