Костёр 1969-08, страница 54

1.

Первый раз я увидела крохотного •артиста в Ленинградском театре на АЛоховой улице, когда еще училась в школе — в последнем классе второй ступени.

в небольшом уютном зале стояла петрушечная сцена-ширма. Из-за нее вырастали желтый подсолнечник, серенькая избушка, сказочные фигурки старушки и старика и зеленая репка. Все они точно вышли из детской книжки с яркими картинками и двигались под музыку, напоминавшую веселый звон колокольчиков. Рыженькая девочка, которая сидела рядом со мной, серьезно смотрела на маленьких кукольных артистов и тихо спрашивала меня:

— Тетенька, а они живые?

II.

В один из осенних дней суровых двадцатых годов я медленно шла по Невскому проспекту и думала о своем будущем.

Школа окончена. Кем быть?

И вдруг на серой стене я увидела объявление. Большие синие буквы доводили до сведения ленинградцев, что открывается прием на курсы кукольного театра. Прочитала, нырнула в толпу прохожих и помчалась. Прибежала в старинный дом, о комнату, похожую на канцелярию.

— Здесь на курсы записывают? Не опоздала я?

— Что вы, гражданка, только что объявление вывесили!

Ох, как я обрадовалась! В руках зеленая карточка: «Билет № 1 слушательницы курсов кукольного театра».

Дома бабушка сказала с возмущением:

— Посерьезней дела не могла придумать!

ill.

П'осле меня на курсы пришло еще человек двадцать. Большинство только что окончило школу.

Наши рабочие халаты с первого дня украсились разноцветными пятнами: серо-зелеными с кусочками присохшей глины, белыми от клейстера, пятнами всех цветов радуги от масляной краски.

Мы лепили, рисовали, красили, шили, делали парики, учились актерскому мастерству и даже сочиняли пьесы.

Вырезать из дерева нас учила известная женщина-скульптор Елена Александровна Янсон. Ее серьезные глаза моментально замечали наши промахи. Орудуя стамесками и перочинными ножами, стоя и сидя, мы молча пыхтели, краснели и роняли капельки пота на свои болванки.

Мне захотелось сделать из дерева мальчишку, почему-то он получился без затылка и с большими собачьими ушами. Я бросила нож и смотрела на свое произведение с ужасом.

— На затылок придется кусочек наклеить, — сказала преподавательница спокойным голосом и взяла у меня из рук мальчишечью голову. Она ловко резанула ножом раз, еще раз, отхватила половину правого уха, провела леззием ножа по одной его стороне, потом по другой — и ухо стало совершенно нормальным. Я смотрела с изумлением.

— А теперь сделайте то же самое с левым, — сказала художница. И, к своему удивлению, я сумела это сделать! Из длинноухого уродца получился веселый задорный Ленька. Рот у него застыл в счастливой, широкой улыбке. Впрочем, что я говорю— застыл! Когда поворачивали Ленькину голову, на голубых шариках глаз то появлялась, то исчезала черная точка зрачка, и казалось, что деревянный мальчишка подмигивает. Леньку подвешивали на нитках, как марионетку, и он отлично танцевал русскую, притопывая босыми ногами с оттопыренными большилли пальцами. Немало хлопот доставили мне эти пальцы. Когда я вырезала их, руководительница вовремя выхватила у меня Ленькину ногу и показала, как надо держать нож, чтобы не случилось беды.

IV.

В один из ярких морозных дней мы вошли под сумрачные своды старинного здания, где обычно занимались, и неожиданно почувствовали, что от промерзших каменных стен несет страшным холодом и ледяной сыростью.

— Топить больше нечем, — объ

явила администрация курсов. Кто-то заохал... Кто-то заворчал... А кто-то вскочил на табуретку вместо трибуны и крикнул:

— Товарищи! Давайте будем приносить дрова из дома... Кто сколько сможет! Согласны?

Ведь это было трудное время конца двадцатых годов. Топлива всей стране не хватало. Каждый из нас стал приносить на курсы полено, бережно обернутое в старую газету. Мы старались не замечать, что каменные стены огромного помещения нагревались плохо, что изо рта шли клубы белого пара, а пальцы стыли, краснели и пухли. Гораздо важнее было то, что каждый день приносил новое.

Весело поглядывая на нас сквозь большие очки в демной оправе, режиссер Сергей Александрович Мор-щихин учил нас правильно дышать и говорить. С детских лет я любила декламировать стихи и была вполне уверена, что говорю четко.

— Прочитайте этот отрывок, — сказал режиссер и протянул мне открытую книгу. Я прочитала и вполне довольная своим исполнением посмотрела на руководителя.

— Плохо! Дикция никуда не годится,— сказал режиссер. У меня даже дыхание перехватило от удивления и огорчения.

— Почему? — спросила я совершенно осипшим голосом.

— Съели все концы слов и звук «л» не произносите! Надо исправлять.

Пришлось без конца повторять нелепые сочетания звуков. С утра до вечера я твердила:—дэтэтэдэ! дэтэтэдэ! На улице пугала своим бормотанием прохожих, а дома — бабушку и мать. Все же мой язык был побежден и научился принимать правильное положение.

Тогда же мы впервые услышали об актерских задачах. Простое слово «здравствуйте» зазвучало по-разному в зависимости от того, нужно ли было приветствовать знакомого,

КАК Я СТАЛА

И. Лепио