Костёр 1969-10, страница 25

февральским утром девочкам вдруг велели собрать свои пожитки и построиться в пары.

Семьдесят приютских навсегда покинули низкие комнатки второго этажа дома купца Бурова.

С мешочками, в серых одеждах, убогие и страшненькие, подошли они к зданию бывшего кадетского корпуса имени Александра Второго. Робко зашли в вестибюль с колоннами, и там стояла красивая худощавая женщина в черном жакете, перепоясанная солдатским ремнем.

— Здравствуйте, — сказала она. — Теперь вы будете жить здесь, в детском доме-интернате. Вы больше не приютские.

— Приютских привели! — раздался выкрик сверху.

На перилах лестницы, ведущей на второй этаж, висели мальчики, одетые в черные мундиры с вычищенными медными пуговицами.

— Вот видите, Ольга Евгеньевна, — тихо сказал высокий человек с усами.

— Вы подружитесь с мальчиками и будете жить единой семьей, — сказала девочкам Ольга Евгеньевна. — Потому что все вы равноправные граждане и никаких поводов для ссор у вас просто не может быть.

— Ну и страшилища! — раздался, голос сверху.

Бывший полковник Лев Петрович Якубинский, ныне воспитатель и помощник директора первого советского детского дома Ольги Евгеньевны Юргенс, резко повернулся к мальчишкам и погрозил пальцем. Бывшие кадеты примолкли и убрались наверх.

Три каменных трехэтажных флигеля были соединены полукруглыми галереями. Спальни находились в первом этаже, и девочкам отдали левое крыло. Перед девочками из приюта открылся мир богатых людей. Облицованные кафелем умывальные поражали чистотой и блеском. На стенах восьми гостиных висели картины. Шутка ли—после полутемных комнатушек буровского дома девочки увидели кабинеты физики, химии и ботаники, комнаты для игр, музыкальный класс, библиотеку, читальный зал, художественную студию, гимнастический и танцевальный залы, теннисный корт, светлую столовую и домовую церковь, всю в золоте риз, повергающую в религиозный трепет детскую, воспитанную в православии душу. Просто глаза разбегались в этом великолепном доме. Сердце замирало от мысли, что теперь все это — твое.

Но те, кто прежде безраздельно пользовались этим домом, не хотели так просто, без драки пустить в него чужих, да еще таких замарашек. Не прошло и часа, как входы в классы, игральные комнаты, в залы и кабинеты были забаррикадированы, и у баррикад стояли дежурные с погончиками на плечах. Эти погончики с вензелем Александра Второго кадеты упрямо не спарывали.

Кадеты пытались не пустить приютских в столовую. Был шум, крики, целая баталия. Ольга Евгеньевна позвала Якубинского. Бывший полковник приказал — и самодеятельная охрана распалась. Молча и настороженно девочки обедали вместе с кадетами, и даже забыли в этот раз, что надо приберечь кусочек для королевы Тани.

Но кадеты не покорились и продолжали тайно, а порой и явно сопротивляться новым порядкам.

Спешно выработали другую тактику: они не замечали и презирали. Мол, вы пришли в наш дом и пользуетесь нашим имуществом. Но вы никогда не войдете в нашу среду, вы другого ноля ягода, сермяжные души, черная кость, какая от вас культурному человеку радость? Они говорили меж собой по-французски, после занятий удалялись в гимнастический зал, а вечерами собирались у рояля, и Володя Краузе, красивый, воспитанный блондин, томно исполнял Чайковского и Шопена. Девочки слушали музыку издали.

Но и эта последняя система самоутверждения трещала по всем швам. Зима стояла суровая, котельная пожрала уже все запасенное с осени топливо, и батареи водяного отопления покрылись инеем. Холод донимал даже в постели. И утром, с побудкой воспитанники затаскивали под одеяло одежду, чтобы согреть ее, заледеневшую за ночь, собственным телом. Единственное место, где человек мог согреться, место, о котором мечтали все, и кадеты и приютские — кухонный суповой котел, вмазанный в высокую печь. Два раза в день его мыли. Кто-нибудь держит человека за пятки, он весь в котле, трет стенки тряпкой, и ему — тепло. А вылезешь — стены покрыты инеем, и на них написано пальцем: «Долой холод!», «Долой тиф!», «Даешь хлеба!»

— Боже мой, я не знаю, что делать! — вскрикивала Юргенс. В такие мгновения растерянности перед неодолимой силой она опять превращалась в даму. — Дети погибнут от

21