Костёр 1972-02, страница 49

КУЗЯ

РАССКАЗ

Эмиль Офип

Рисунки А. Алексеева

г

I /

I

I

\

\

I

'tr

Лично я ни на кого и ни на что не обижаюсь. И, конечно же, очень люблю Нинку и Кузю, но двое подопечных для меня, как хотите, это все-таки немножко много. И потом, в конце концов, у каждого есть и свои собственные дела.

Про то, что нужно ходить в школу и готовить уроки, я уже не говорю. А погонять шайбу на дворе с ребятами? Мама сама же твердит, что «нормальному ребенку необходимо побольше двигаться», это ее любимое выражение, особенно если требуется идти в булочную. А нормальному ребенку, может быть, хочется посмотреть передачу по телику, пойти к соседскому Борьке сыграть в шахматы или просто спокойно посидеть, почитать книжку хотя бы.

На все это нужно время. А тут изволь, возись с обоими!

Правда, у нас есть бабушка. Но она старенькая и мало что может. Вот мне и приходится помогать ей нянчиться с Нинкой, — то закати коляску в лифт, то выкати ее из лифта, то, пока бабушка возится на кухне, последи, чтобы Нинка не свалилась с тахты, и всякое такое в этом роде.

Что же касается Кузи, так тот теперь почти целиком перешел на мое попечение.

Кузя появился в нашей семье намного раньше Нинки. Года на два, я тогда еще ходил в третий класс. Прихожу однажды из школы, смотрю, он грызет сапожную щетку, а вокруг стоят мама, папа и бабушка и смотрят на него — мама с нежностью, папа с отчаянием, бабушка снисходительно.

А он — рыжий с черным, хвост короткий, мордочка длинная и на конце тупая, весь он мохнатый, курчавый такой, лапы — и те пушистые, сам совсем еще маленький, а уже с бородой.

— Правда, прелесть?—сказала мама.

— Он сгрызет всю мебель, — сказал папа.

— Гулять с ним я не буду, — сказала бабушка.

— Я буду! — крикнул я и бросился гладить щенка.

А он лизнул меня в нос, в губы и тут же принялся грызть мой школьный портфель.

— Молодец, Андрей, — сказала мама. — Каждый нормальный человек должен любить животных. Не то

что некоторые... — и она так посмотрела на папу, что папа сразу закашлялся.

Так в нашей семье утвердился Кузя.

Вообще-то, хозяева, у которых его купила мама, дали ему кличку Кузен, во бабушка никак не могла, а может, не хотела — она у нас настойчивая, вся в маму — выговорить это имя.

— Иди полакай молочка, Кузя, — звала бабушка.

— Кузен,—поправляла мама.

— Опять ты нагадил под вешалкой, Кузя! — охала бабушка.

— Кузен,—поправляла мама.

Но мама каждый день уходила на работу, а бабушка оставалась дома со щенком, так что Кузен вскоре перестал быть Кузеном м вилял обрубком своего рыжего с черным хвоста только на кличку Кузя.

Лично я в этом вопросе на стороне бабушки: Кузя — это проще, милее. Кроме того, как объяснил папа, Кузен в переводе с французского означает двоюродный брат, а называть собаку так, хотя и по-французски, не очень-то годится. Лично меня в школе наверняка задразнили бы. И так уж соседский Борька, когда я зевнул ему в шахматы ферзя, сказал: «Эх ты, двоюродный брат пса!»

Потом Кузя начал расти.

Он делался крупным, сильным, еще более лохматым и упрямым. Команду «фу», что в переводе с собачьего означает — нельзя, он почти не выполнял. Пала говорил, что у этого пса «в высшей степени развит хвата-тельно-глотательный рефлекс».

— Перчатки — фу!—«ричала мама.

— Галстук — фу! —кричал папа.

— Тетрадки — фу! — кричал я.

— Все — фу! — вопила бабушка.

Действительно, Кузя хватал все. О еде я уж не говорю, чуть зазеваешься, и котлета у тебя прямо с тарелки исчезает, — это понятно. Но зачем ему пуговицы, спички, носки, кисточки для бритья, кошельки?..

Однажды бабушка опросила у папы:

— Сережа, не разменяешь ли мне рубль?

Рубль разменял ей Кузя. Как из-под земли вырос перед бабушкой, выхватил из ее пальцев рубль, чавкнул и тут же проглотил его, только зубы щелкнули.

— фу-у! — с опозданием закричал папа.

— Фу ты, господи... — вздохнула бабушка.

Мы защищались как могли. Обувь изъяли из-под вешалки, сумки, шапки, шарфы и всякую мелочь нельзя было больше оставлять на подзеркальном столике. Если кто-нибудь по забывчивости клал на доступное место носовой платок или, к примеру, книжку, все домашние дружно кричали ему: «фу!» — и бедняга вздрагивал, будто ему врезали мячом между лопаток. Прихожая опустела. На всех дверях с обеих сторон появились крючки и задвижки, портье-