Костёр 1972-07, страница 34

Он дошел до угла.

Сорокина-старшего по-прежнему не было.

«А теперь вон до того столба. И все. Дальше ни шагу».

Неоколько прохожих попалось навстречу Валерке. Нарядные девушки пробежали бегом — видно, опаздывали в клуб, на танцы. Нога в ногу, словно в строю, прошли два офицера.

«Ага, — отметил про себя Сорокин-младший. — Видно, учения уже кончились».

Теперь-то просто смешно было возвращаться, так и не встретив брата.

«Ну вот, до следующего фонаря. И точка, дальше ни сантиметра».

После фонаря было еще дерево, а после дерева еще один фонарь, а после этого фонаря газетный киоск, а после газетного киоска еще одно дерево, а после еще одного дерева — еще — еще одно дерево...

Ах. если бы Валерка знал, что именно в этот самый момент его старший брат уже бегает возле гостиницы, разыскивает его, он бы, конечно, просто-напросто вернулся обратно и все бы наверняка окончилось благополучно...

Но Валерка не знал этого, и ноги упрямо несли его все дальше и дальше.

Наконец он уткнулся в забор.

Сорокин-младший сразу догадался, что это за забор. За этим забором на фоне темного неба едва виднелись таинственные очертания антенн, ветер доносил оттуда слабый запах бензина и отдаленное рокотание моторов...

И сразу Сорокин-младший вспомнил все свои беды — вспомнил, как поймали его солдаты-химики, и как увел его генерал, когда началась тревога — тоже вспомнил. Неужели он так и уедет, не побывав больше в военном городке, так и не увидев близко могучих тягачей и других замечательных машин?

И тут Сорокин-младший увидел дыру в заборе.

«Да что же это такое? — обеспокоенно подумал Сорокин-младший. — Любой шпион может пролезть сквозь такую дырищу!»

И еще он подумал, что надо обязательно доложить командирам об этой лазейке, пусть эту дыру заколотят крепкими досками и большими гвоздями, а ему, Сорокину-младшему, объявят благодарность за бдительность.

Потом он юркнул в дыру между досками и оказался по ту сторону забора, в военном городке.

Сейчас, в темноте, все здесь выглядело совсем не так, как днем. Кусты вдоль забора представлялись зарослями, и какие-то непонятные сооружения высились вдали, и, казалось, совсем рядом гулко раздавались чьи-то шаги.

На минуту стало жутко Сорокину-младше

му — еще неизвестно, что будет, если вдруг его обнаружат здесь, — и захотелось немедленно выбраться наружу.

Он затаился, прислушался.

Все было спокойно вокруг, тишина. Даже шаги затихли.

Да и кто заметит его в темноте?

Никто не заметит.

Он только посмотрит издали на машины и уйдет.

Сорокин-младший почувствовал себя разведчиком, прокравшимся в тыл противника. Ловко и бесшумно скользил он, словно тень, вдоль забора.

Крадучись, спустился в небольшой овражек, легко выбрался наверх — ни одна ветка, ни одна травинка не хрустнула у него под ногами.

Стелющимся, кошачьим шагом — вперед, вперед! Вот уже темные силуэты машин совсем рядом. Точно неуловимый призрак, точно невидимка, точно отважный индеец в неслышных мокасинах, точно...

— Стой! Кто идет?!

Вздрогнул, сжался Сорокин-младший. Он даже не сразу понял, откуда прозвучал этот резкий оклик.

— Стой! Кто идет?!

Только тут разглядел Валерка часового возле машин.

Валерка попятился, сухая трава оглушительно затрещала у него под ногами.

— Стой! Стрелять буду!

Что-то щелкнуло.

«Затвор!» — с ужасом сообразил Сорокин-младший. Ноги у него ослабли.

Он не двигался и ждал выстрела. Щекочущая струйка пота потекла вдоль спины.

Он хотел крикнуть, предупредить, что это он — Валерка Сорокин, и не мог: язык его не слушался.

— Ложись! — громко скомандовал часовой.

Сорокин-младший послушно бухнулся в колючую траву.

Выстрела не было, и страх начал постепенно отпускать его.

— Лежи и не шевелись! Шевельнешься — стрелять буду!

Какое там — «шевельнешься»! Если бы Валерка мог, он бы и дышать перестал.

Потом он услышал топот солдатских сапог. Бежали сразу несколько человек.

Его подняли на ноги, осветили лицо фонариком.

— Пацан... — сказал чей-то голос.

— Дяденька...— начал было Сорокин-млад-ший и всхлипнул.

— Ладно, ладно... Пошли в караульное помещение, там разберемся, — сказал все тот же грубоватый голос. — Шагом марш!

32