Костёр 1972-11, страница 5

ших трещинок. Зимой попавшая в трещинки вода замерзает и лед раскалывает камни лучше любой взрывчатки. Поэтому дважды в месяц, точно по графику, мы освобождаем котлован от механизмов—и по каньону цепью растягиваются альпинисты. Простукивается чуть не каждый сантиметр: жизнь и безопасность людей этого требуют. Не случайно скалолаз — самая уважаемая профессия на стройке.

А мне можно было бы теперь со спокойной совестью уезжать во Фрунзе. Но я уже не мог расстаться со створом. Пришлось поступать в строительный институт, на заочное отделение. В прошлом году я получил диплом инженера-строителя. Так что теперь здесь моя основная работа!

Створ,

каким увидел его я, журналист:

Стою на бетонной перемычке, отделяющей Нарын от котлована. Грохот такой, что в двух шагах ничего не слышно. Вода вырывается из искусственного русла, пробитого в горе, и низвергается гигантским водопадом. Толстая радуга мостом соединила берега... За

перемычкой—бывшее дно Нарына. А чуть дальше огромная бетонная стена. Это поднимается тело плотины.

У ее основания четыре отверстия, отсюда каждое величиной с пятак. А на самом деле в любом из них свободно уместилась бы цирковая арена. Это отверстия для турбин. Туда будет падать вода с высоты 180 метров.

Отсюда отлично видна дорога на створ. Вереницей мчатся по краю пропасти мощные бетоновозы. У перемычки они сбавляют скорость и ныряют в темную пасть туннеля,

чтобы потом выскочить высоко над нами. Прыгаю на подножку притормозившего самосвала—и сперва мрак, только мрак, но вот из темноты поплыли гирлянды огней, потянулись по стенам туннелей трубопроводы, толстые электрические кабели, телефонные провода. Дорога петляет, поднимаясь круче и круче вверх. По спидометру мы проехали уже больше километра. Наконец, вспышка дневного света— и мы на плотине.

Я подошел к краю, и у меня закружилась голова. Далеко внизу ревел Нарын, ударяясь о перемычку и исчезая в зеве туннеля.

Над створом на толстом тросе висел ксеноновый светильник. Ночью он заливает весь каньон ярким светом.

По правому берегу каньона в слегка выступающую скалу вбит стальной штырь с красным флагом на конце. Даже отсюда, с высоты, я глядел на него, задрав голову. Это отметка 216 метров. Там должен пройти гребень плотины, там самая высокая ее точка.

Каждую неделю измеряется толщина уложенного бетона и

на щите у вагончика диспетчерской появляется новая цифра: до гребня плотины осталось столько-то метров,

Красный флажок в скале, как зовущий маяк!

А вот что рассказал о створе бригадир бетонщиков Сеяр Феттаев:

— Для меня створ—это бетон, бетон и бетон. Каждый день бетон! Четыре миллиона кубометров нам нужно уложить в тело плотины. Многие не верят: ведь в Братскую ГЭС было уложено столько же, а там плотина протянулась больше чем на километр.

И все же четыре миллиона кубометров—это правда. Меньше никак нельзя. Гидростанция наша строится в очень опасном поясе, здесь сильные земле

трясения так же часты, как дожди у вас в Ленинграде. Вот почему наша плотина должна быть очень массивной. И еще. За плотиной в горных ущельях разольется целое море воды: девятнадцать миллиардов кубометров! И этот огромный напор воды тоже должна выдержать плотина.

Бетон имеет скверное свойство: он разогревается, когда твердеет,—иногда до 60 градусов! И в его толще появляются невидимые глазу трещинки, каждая из которых может привести к катастрофе. А у нас еще жара! Сорок градусов в тени!

Вот почему над телом плотины натянут брезентовый шатер. Он спасает от палящего солнца (и от случайных камней тоже). Но шатра мало. Внутри горы, в специальных пещерах,

3