Костёр 1972-12, страница 36телке дымится крепкий чай, товарищ сушит у костра промокшие джинсы, — Надо ли говорить, как я обрадовался и встревожился, узнав спустя много лет, что еду в Баксан? В маршруте путешествия он значился последним, и от этого на все предыдущие недели поездки пал особый, прекрасный отблеск, имя которому — ожидание. Не хочу врать, что томился и торопил время, — разумеется, нет, и Дагестан, и Чечено-Ингушетия, и Северная Осетия были полны чудес. Но даже когда мне было особенно хорошо и привольно: на берегу Каспия, где случай свел меня со смышлеными парнишками Ну-ратдином и Магомедом и мы не спеша собирали ракушки, беседуя о разных любопытных вещах, и на полночных улицах Грозного, после возвращения из высокогорного села Харачой, родины отважного абрека Зелимхана, и в Верхнем Фиагдоне, в радушном доме шахтера Петра, с которым мы до того разговорились, что автобус чуть не ушел без нас обратно в Орджоникидзе, — даже в те незабываемые часы я не переставал помнить: впереди — Баксан. И, наконец, он настал. Отъехали на двадцать с лишним километров от Нальчика и остановились у широкой, почти пересохшей реки, с каменистыми серыми отмелями, с желтоватой струйкой посредине, — — Что это?! — спросил я. — Баксан, — отвечали мне. — Баксан. В сущности, я сам виноват. Я считал, что все должны понимать, чего хочу, с полуслова. Я твердил всюду, где мог: «Баксан» да «Баксан», и в горкоме комсомола, и шоферу Юре, и провожатой Любе, — а Баксан ведь прежде всего река, и длинная, и в каком месте к ней ни подъедешь, везде будет Баксан. Меня и привезли — в точности, куда просился. Что ж вы, братцы, со мной сделали? Где горы, где ущелье, «стройный лес Баксанский», заросли барбариса на склонах? Нет, пожалуйста, где-то должен быть другой, настоящий Баксан, — едем! — Далеко, — объясняли мне. — К ночи не обернемся, и бензина не хватит. Но я и вообразить не мог, что не повидаюсь с истинным Баксаном сегодня же, нервничал, сердился, уговаривал своих спутников скорей продолжить дорогу — и едва согласился на минутку задержаться здесь, в поселке Кызбурун I. Его окружали горушки, поросшие жидким кустарником. «Высота девятьсот десять», — указали, мне на одну, и я понимающе кивнул, я решил все здесь понимать и со всем соглашаться, лишь бы быстрее уехать. Что, в интернат, к краеведам? Конечно, немедленно, с удовольствием, — что у них там? Альбомы? Дневники? Стенды? В таком нетерпеливом состоянии духа я вошел в комнатку, премаленькую, где и лишний стул не мог бы поместиться и где, дей 34
|